— Что… в одну ночь граф подстерег rendez-vous [свидание (фр.).] Татьяны Марковны с Ватутиным в оранжерее… Но такое решительное rendez-vous… Нет, нет… — Она
закатилась смехом. — Татьяна Марковна! Кто поверит!
— Прииски? Золотые прииски! — изо всей силы закричал Митя и
закатился смехом. — Хотите, Перхотин, на прииски? Тотчас вам одна дама здесь три тысячи отсыплет, чтобы только ехали. Мне отсыпала, уж так она прииски любит! Хохлакову знаете?
— Madame! — вскрикнул он и
закатился смехом. — Veuillez entrer!.. [Благоволите войти! (фр.).] Вы нас хотели накрыть?! N'est ce pas, Théodule?!.. [Не правда ли, Федул?! (фр.).]
Должно быть, очень было похоже на Нила Андреевича, потому что Марфенька
закатилась смехом, а бабушка нахмурила было брови, но вдруг добродушно засмеялась и стала трепать его по плечу.
Неточные совпадения
Вронский покатился со
смеху. И долго потом, говоря уже о другом,
закатывался он своим здоровым
смехом, выставляя свои крепкие сплошные зубы, когда вспоминал о каске.
— Ишь лохмотьев каких набрал и спит с ними, ровно с кладом… — И Настасья
закатилась своим болезненно-нервическим
смехом. Мигом сунул он все под шинель и пристально впился в нее глазами. Хоть и очень мало мог он в ту минуту вполне толково сообразить, но чувствовал, что с человеком не так обращаться будут, когда придут его брать. «Но… полиция?»
Тот засмеялся было сам, несколько принудив себя; но когда Порфирий, увидя, что и он тоже смеется,
закатился уже таким
смехом, что почти побагровел, то отвращение Раскольникова вдруг перешло всю осторожность: он перестал смеяться, нахмурился и долго и ненавистно смотрел на Порфирия, не спуская с него глаз, во все время его длинного и как бы с намерением непрекращавшегося
смеха.
Славны бубны за горами! — вскричала Катерина Ивановна, тотчас после
смеху закатившись кашлем, — нет, Родион Романович, прошла мечта!
— Садовник спал там где-то в углу и будто все видел и слышал. Он молчал, боялся, был крепостной… А эта пьяная баба, его вдова, от него слышала — и болтает… Разумеется, вздор — кто поверит! я первая говорю: ложь, ложь! эта святая, почтенная Татьяна Марковна!.. — Крицкая
закатилась опять
смехом и вдруг сдержалась. — Но что с вами? Allons donc, oubliez tout! Vive la joie! [Забудьте все! Да здравствует веселье! (фр.)] — сказала она. — Что вы нахмурились? перестаньте. Я велю еще подать вина!