Я смотрел на мать и дочь вместе: обе они страшно постарели и осунулись. Голова матери
отливала серебром, а дочь поблекла, завяла, и казалось, что мать старше дочери лет на пять, не больше.
Примется Чертопханов расписывать своего Малек-Аделя — откуда речи берутся! А уж как он его холил и лелеял! Шерсть на нем
отливала серебром — да не старым, а новым, что с темным глянцем; повести по ней ладонью — тот же бархат! Седло, чепрачок, уздечка — вся как есть сбруя до того была ладно пригнана, в порядке, вычищена — бери карандаш и рисуй! Чертопханов — чего больше? — сам собственноручно и челку заплетал своему любимцу, и гриву и хвост мыл пивом, и даже копыта не раз мазью смазывал…
На мягких креслах пред столом // Сидел в бездействии немом // Боярин Орша. Иногда // Усы седые, борода, // С игривым встретившись лучом, // Вдруг
отливали серебром, // И часто кудри старика // От дуновенья ветерка // Приподнималися слегка. // Движеньем пасмурных очей // Нередко он искал дверей, // И в нетерпении порой // Он по столу стучал рукой.
Неточные совпадения
На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы
отливали темным блеском, как новое
серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза.
По каналам, что летом зловонны, // Блещет лед, ожидая коньков, //
Серебром отливают колонны, // Орнаменты ворот и мостов;
Запад пылал целым пожаром ярко-пурпуровых и огненно-золотых красок; немного выше эти горячие тона переходили в дымно-красные, желтые и оранжевые оттенки, и только извилистые края прихотливых облаков
отливали расплавленным
серебром; еще выше смугло-розовое небо незаметно переходило в нежный зеленоватый, почти бирюзовый цвет.
Небо было ясное, чистое, нежно-голубого цвета. Легкие белые облака, освещенные с одной стороны розовым блеском, лениво плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел,
отливая в иных местах перламутром и
серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх по небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.