Казалось, за этим сонно-фантастическим
миром существовал еще более фантастический провал, который разрешал все затруднения тем, что в нем все пропадало, — всё без остатка.
Мой друг Пепко совершенно забыл обо мне, предоставив меня своей участи. Это было жестоко, но молодость склонна думать только о самой себе, — ведь
мир существует только для нее и принадлежит ей. Мы почти не говорили. Пепко изредка справлялся о моем здоровье и издавал неопределенный носовой звук, выражавший его неудовольствие:
И
мир существовать; никто б не стал // Заботиться о нуждах низкой жизни, // Все б предались свободному искусству! // Нас мало, избранных счастливцев праздных, // Пренебрегающих презренной пользой, // Единого прекрасного жрецов. // Не правда ль? Но я нынче нездоров: // Мне что-то тяжело; пойду засну. // Прощайте.
Когда бы все так чувствовали силу // Гармонии! Но нет: тогда б не мог // И
мир существовать; никто б не стал // Заботиться о нуждах низкой жизни; // Все предались бы вольному искусству. // Нас мало избранных, счастливцев праздных, // Пренебрегающих презренной пользой, // Единого, прекрасного жрецов. // Не правда ль? Но я нынче нездоров, // Мне что-то тяжело; пойду засну. // Прощай же!
Неточные совпадения
Не в одной этой комнате, но во всем
мире для него
существовали только он, получивший для себя огромное значение и важность, и она.
Мы аристократы, а не те, которые могут
существовать только подачками от сильных
мира сего и кого купить можно за двугривенный.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо
существовала в
мире, и всякий раз клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
— Если б вы любили, кузина, — продолжал он, не слушая ее, — вы должны помнить, как дорого вам было проснуться после такой ночи, как радостно знать, что вы
существуете, что есть
мир, люди и он…
Положим, что я употребил прием легкомысленный, но я это сделал нарочно, в досаде, — и к тому же сущность моего возражения была так же серьезна, как была и с начала
мира: «Если высшее существо, — говорю ему, — есть, и
существует персонально, а не в виде разлитого там духа какого-то по творению, в виде жидкости, что ли (потому что это еще труднее понять), — то где же он живет?» Друг мой, c'etait bête, [Это было глупо (франц.).] без сомнения, но ведь и все возражения на это же сводятся.