Неточные совпадения
Это название относилось, вероятно, к какому-либо утесу или мысу у устья Амура, во Франции
же поняли иначе и отнесли к самому острову.
С первых
же слов
этот офицер произвел на меня впечатление очень доброго человека и большого патриота.
Движение на улицах здесь гораздо значительнее, чем в наших уездных городах, и
это легко объяснить приготовлениями к встрече начальника края, главным
же образом — преобладанием в здешнем населении рабочего возраста, который большую часть дня проводит вне дома.
Если
же до каторги он был солдатом, то непременно добавляет еще к
этому: «из солдат, ваше высокоблагородие».
Обыкновенно вопрос предлагают в такой форме: «Знаешь ли грамоте?» — я
же спрашивал так: «Умеешь ли читать?» — и
это во многих случаях спасало меня от неверных ответов, потому что крестьяне, не пишущие и умеющие разбирать только по-печатному, называют себя неграмотными.
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный с ремешком на волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом; в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут
же в темном я тесном углу его жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники с голубикой;
это недавно прибывшая из России семья.
В настоящее
же время
эта река имеет вид длинной узкой лужи.
Тут резко нарушается идея равномерности наказания, но
этот беспорядок находит себе оправдание в тех условиях, из которых сложилась жизнь колонии, и к тому
же он легко устраним: стоит только перевести из тюрьмы в избы остальных арестантов.
Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит тут
же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут
же на нарах, — всё
это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
Отдача
же в услужение каторжных женщин, кроме всего
этого, имеет еще свои специальные неудобства.
На горе
же, в виду моря и красивых оврагов, всё
это становится донельзя пошло и грубо, как оно и есть на самом деле.
Владивостокский городской голова как-то сказал мне, что у них во Владивостоке и вообще по всему восточному побережью «нет никакого климата», про Сахалин
же говорят, что климата здесь нет, а есть дурная погода, и что
этот остров — самое ненастное место в России.
На самом
же деле
это не так.
Семена, взятые из казны в долг для посева, значатся в подворной описи посеянными, на самом
же деле они наполовину съедены, и сами поселенцы в разговоре не скрывают
этого.
Началось со сторожевых пикетов, иногда из 4–5 человек, с течением
же времени, когда одних
этих пикетов оказалось недостаточно, решено было (в 1882 г.) заселить самые большие мысы между Дуэ и Погоби благонадежными, преимущественно семейными поселенцами.
Это каторжный, старик, который с первого
же дня приезда своего на Сахалин отказался работать, и перед его непобедимым, чисто звериным упрямством спасовали все принудительные меры; его сажали в темную, несколько раз секли, но он стоически выдерживал наказание и после каждой экзекуции восклицал: «А все-таки я не буду работать!» Повозились с ним и в конце концов бросили.
По контракту, заключенному в 1875 г. на 24 года, общество пользуется участком на западном берегу Сахалина на две версты вдоль берега и на одну версту в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные места для склада угля в Приморской области я прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно в распоряжение общества командируется для работ не менее 400 каторжных; если
же на работы будет выслано меньше
этого числа, то за каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль в день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и на ночь.
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за
этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама
же осудила.
К 1 января 1890 г. оно состояло должным казне 194337 р. 15 к.; десятая
же часть
этих денег по закону приходится на долю каторжных, как вознаграждение за труд.
От усмотрения
этой последней зависит назначение на работы, количество и степень напряжения труда на каждый день и для каждого отдельного каторжного; от нее, по самой постановке дела, зависит наблюдать за тем, чтобы арестанты несли наказание равномерно; тюремная
же администрация оставляет за собою только надзор за поведением и предупреждение побегов, в остальном
же, по необходимости, умывает руки.
Тымь тогда была покрыта глубоким снегом, так как на дворе стоял март, но всё
же это путешествие дало ему в высшей степени интересный материал для записок.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли на своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России с деньгами и семьями, такие живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы в три тысячи пудов, показываемые в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только
этих хозяев; остальные
же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим жить.
Кононович приказал нанимать гиляков в надзиратели; в одном из его приказов сказано, что
это делается ввиду крайней необходимости в людях, хорошо знакомых с местностью, и для облегчения сношений местного начальства с инородцами; на словах
же он сообщил мне, что
это нововведение имеет целью также и обрусение.
Годом основания Корсаковского считается 1869 год, но
это справедливо лишь по отношению к нему как к пункту ссыльной колонии; на самом
же деле первый русский пост на берегу бухты Лососей был основан в 1853-54 гг.
Лежит он в пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с моря видна только одна его главная улица, и кажется издали, что мостовая и два ряда домов круто спускаются вниз по берегу; но
это только в перспективе, на самом
же деле подъем не так крут.
Она издает приторно слащавый, но не противный запах гниющей водоросли, и для южного моря
этот запах так
же типичен, как ежеминутный взлет диких морских уток, которые развлекают вас всё время, пока вы едете по берегу.
Затем следует Вторая Падь, в которой шесть дворов. Тут у одного зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в сожительницах старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его в землю, на суде
же говорила, что ребенка она не убила, а закопала его живым, — этак, думала, скорей оправдают; суд приговорил ее на 20 лет. Рассказывая мне об
этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: «Капустки кисленькой не купите ли?»
Сами жители выглядят моложе, здоровее и бодрее своих северных товарищей, и
это так
же, как и сравнительное благосостояние округа, быть может, объясняется тем, что главный контингент ссыльных, живущих на юге, составляют краткосрочные, то есть люди по преимуществу молодые и в меньшей степени изнуренные каторгой.
Гинце, как-то прочитывая на пароходе статейные списки, сам отобрал краткосрочных и назначил их к отправке на юг; потом
же среди
этих счастливцев оказалось 20 бродяг и непомнящих, то есть самых закоренелых и безнадежных.
По-моему,
эта случайная разница в урожаях имеет такое
же отношение к г. Я., как и ко всякому другому чиновнику.
Это был богатырского сложения человек, еще молодой и красивый, характера кроткого и сосредоточенного, — всё, бывало, молчит и о чем-то думает, — и с первого
же времени хозяева стали доверять ему, и когда уезжали из дому, то знали, что Вукол и денег не вытащит из комода, и спирта в кладовой не выпьет.
Весною и осенью, да и летом в дождливую погоду, Найба, капризная, как все вообще горные реки, разливается и затопляет Сиянчу; сильное течение запирает вход для Такоэ, и
эта тоже выходит из берегов; то
же происходит и с мелкими речками, впадающими в Такоэ.
Место для селения выбирал некий г. Иванов, понимающий в
этом деле так
же мало, как в гиляцком и аинском языках, переводчиком которых он официально считается; впрочем, в ту пору он был помощником смотрителя тюрьмы и исправлял должность нынешнего смотрителя поселений.
Виноваты ли в
этом естественные условия, которые на первых
же норах встретили крестьян так сурово и недружелюбно, или
же всё дело испортили неумелость и неряшливость чиновников, решить трудно, так как опыт был непродолжителен, и к тому
же еще приходилось производить эксперимент над людьми, по-видимому, неусидчивыми, приобревшими в своих долгих скитаниях по Сибири вкус к кочевой жизни.
В настоящее время наиболее вероятными представляются два мнения: одно, что айно принадлежат к особой расе, населявшей некогда все восточноазиатские острова, другое
же, принадлежащее нашему Шренку, что
это народ палеоазиатский, издавна вытесненный монгольскими племенами с материка Азии на его островную окраину, и что путь
этого народа из Азии на острова лежал через Корею.
По всей вероятности,
эти первые японские колонисты были беглые преступники или
же побывавшие на чужой земле и за
это изгнанные из отечества.
В начале
же этого столетия впервые обратила внимание на Сахалин и наша дипломатия.
Вообще во всей
этой сахалинской истории японцы, люди ловкие, подвижные и хитрые, вели себя как-то нерешительно и вяло, что можно объяснить только тем, что у них было так
же мало уверенности в своем праве, как и у русских.
Пока несомненно одно, что колония была бы в выигрыше, если бы каждый каторжный, без различия сроков, по прибытии на Сахалин тотчас
же приступал бы к постройке избы для себя и для своей семьи и начинал бы свою колонизаторскую деятельность возможно раньше, пока он еще относительно молод и здоров; да и справедливость ничего бы не проиграла от
этого, так как, поступая с первого
же дня в колонию, преступник самое тяжелое переживал бы до перехода в поселенческое состояние, а не после.
Если
же он принадлежит к серой массе, составляющей большинство, то обыкновенно садится на участок в том селении, где прикажет начальство, и если в
этом селении тесно и нет уже земли, годной под участки, то его сажают уже на готовое хозяйство, в совладельцы или половинщики, или
же его посылают селиться на новое место.
Теперь
же, по-видимому, хотят изменить
этот порядок.
Белый и Ярцев на юге, или
же это недавно поступившие, в лучшем случае филологи, юристы и пехотные поручики и в худшем — совершенно необразованные люди, раньше нигде не служившие, в большинстве молодые, не знающие жизни горожане.
Когда
же селят на линии проектированной дороги, то при
этом имеются в виду не жители нового селения, а те чиновники и каюры, которые со временем будут ездить по
этой дороге.
Если
же эти селения будут продолжением теперешней сельскохозяйственной колонии и администрация рассчитывает на рожь и пшеницу, то Сахалин приобретет еще несколько тысяч голодных, потерянных бедняков, питающихся неизвестно чем.]
Шаховской, заведовавший в семидесятых годах дуйскою каторгой, высказывает мнение, которое следовало бы теперешним администраторам принять и к сведению и к руководству: «Вознаграждение каторжных за работы дает хотя какую-нибудь собственность арестанту, а всякая собственность прикрепляет его к месту; вознаграждение позволяет арестантам по взаимном соглашении улучшать свою пищу, держать в большей чистоте одежду и помещение, а всякая привычка к удобствам производит тем большее страдание в лишении их, чем удобств
этих более; совершенное
же отсутствие последних и всегда угрюмая, неприветливая обстановка вырабатывает в арестантах такое равнодушие к жизни, а тем более к наказаниям, что часто, когда число наказываемых доходило до 80 % наличного состава, приходилось отчаиваться в победе розог над теми пустыми природными потребностями человека, ради выполнения которых он ложится под розги; вознаграждение каторжных, образуя между ними некоторую самостоятельность, устраняет растрату одежды, помогает домообзаводству и значительно уменьшает затраты казны в отношении прикрепления их к земле по выходе на поселение».
Этого не замечается только в Корсаковском округе, посты
же и селения обоих северных округов все до одного переполнены людьми.
[Только одного я встретил, который выразил желание остаться на Сахалине навсегда:
это несчастный человек, черниговский хуторянин, пришедший за изнасилование родной дочери; он не любит родины, потому что оставил там дурную память о себе, и не пишет писем своим, теперь уже взрослым, детям, чтобы не напоминать им о себе; не едет
же на материк потому, что лета не позволяют.]
Главная
же причина —
это страстное желание хотя перед смертью подышать на свободе и пожить настоящею, не арестантскою жизнью.
Они всё еще продолжают зависеть от тюремного начальства и снимать шапки за 50 шагов, если живут на юге; с ними обходятся лучше и не секут их, но всё
же это не крестьяне в настоящем смысле, а арестанты.
Старики презирают
эту пестроту и со смехом говорят, что какое может быть общество, если в одном и том
же селении живут русские, хохлы, татары, поляки, евреи, чухонцы, киргизы, грузины, цыгане?..