Неточные совпадения
Как раз против города, в двух-трех верстах от берега, стоит пароход «Байкал», на котором я
пойду в Татарский пролив, но говорят, что он отойдет дня через четыре или пять, не раньше, хотя на его мачте
уже развевается отходный флаг.
На вопрос, какого он звания, крестьянин отвечает не без достоинства, как будто
уж не может
идти в счет с прочими и отличается от них чем-то особенным: «Я крестьянин».
На мой вопрос, женат ли он, молодой человек отвечает, что за ним на Сахалин прибыла добровольно его жена с дочерью, но что вот
уже два месяца, как она уехала с ребенком в Николаевск и не возвращается, хотя он
послал ей
уже несколько телеграмм.
Ей видно, как перед самым домом из открытого парника глядят
уже созревшие арбузы и около них почтительно, с выражением рабского усердия, ходит каторжный садовник Каратаев; ей видно, как с реки, где арестанты ловят рыбу, несут здоровую, отборную кету, так называемую «серебрянку», которая
идет не в тюрьму, а на балычки для начальства.
Он рассказывал мне про свое путешествие вдоль реки Пороная к заливу Терпения и обратно: в первый день
идти мучительно, выбиваешься из сил, на другой день болит всё тело, но
идти все-таки
уж легче, а в третий и затем следующие дни чувствуешь себя как на крыльях, точно ты не
идешь, а несет тебя какая-то невидимая сила, хотя ноги по-прежнему путаются в жестком багульнике и вязнут в трясине.
На полдороге стало темнеть, и скоро нас окутала настоящая тьма. Я
уже потерял надежду, что когда-нибудь будет конец этой прогулке, и
шел ощупью, болтаясь по колена в воде и спотыкаясь о бревна. Кругом меня и моих спутников там и сям мелькали или тлели неподвижно блуждающие огоньки; светились фосфором целые лужи и громадные гниющие деревья, а сапоги мои были усыпаны движущимися точками, которые горели, как ивановские светляки.
Что же касается береговой дороги, то она, минуя Соловьевку, около устья Сусуи круто поворачивает вправо и
идет уже по направлению к северу.
Если же он принадлежит к серой массе, составляющей большинство, то обыкновенно садится на участок в том селении, где прикажет начальство, и если в этом селении тесно и нет
уже земли, годной под участки, то его сажают
уже на готовое хозяйство, в совладельцы или половинщики, или же его
посылают селиться на новое место.
Сначала строят селение и потом
уже дорогу к нему, а не наоборот, и благодаря этому совершенно непроизводительно расходуется масса сил и здоровья на переноску тяжестей из поста, от которого к новому месту не бывает даже тропинок; поселенец, навьюченный инструментом, продовольствием и проч.,
идет дремучею тайгой, то по колена в воде, то карабкаясь на горы валежника, то путаясь в жестких кустах багульника.
Посылают на новое место 50-100 хозяев, затем ежегодно прибавляют десятки новых, а между тем никому не известно, на какое количество людей хватит там удобной земли, и вот причина, почему обыкновенно вскорости после заселения начинают
уже обнаруживаться теснота, излишек людей.
Из тех, которые родились на Сахалине 20 лет назад и которым
пошел уже 21 год, не осталось на острове
уже ни одного.
Если благотворителю известно, например, сколько среди детей грамотных, то
уж он будет знать, сколько нужно
послать книжек или карандашей, чтобы никого не обидеть, а назначать игрушки и одежду удобнее всего, соображаясь с полом, возрастом и национальностью детей.
Одни находили Сахалин плодороднейшим островом и называли его так в своих отчетах и корреспонденциях и даже, как говорят,
посылали восторженные телеграммы о том, что ссыльные наконец в состоянии сами прокормить себя и
уже не нуждаются в затратах со стороны государства, другие же относились к сахалинскому земледелию скептически и решительно заявляли, что сельскохозяйственная культура на острове немыслима.
Я был на Тыми, когда
уже в верховьях
шла кета и на зеленых берегах там и сям попадались одинокие фигуры рыболовов, вытаскивавших крючками на длинных палках полуживую рыбу.
Особенно дурною
славой в этом отношении пользуется суп из соленой рыбы — и понятно почему: во-первых, этот продукт легко портится, и потому обыкновенно спешат пускать в дело ту рыбу, которая
уже начала портиться; во-вторых, в котел поступает и та больная рыба, которую в верховьях ловят каторжные поселенцы.
Мне и моему спутнику делать было нечего, и мы
пошли на кладбище вперед, не дожидаясь, пока отпоют. Кладбище в версте от церкви, за слободкой, у самого моря, на высокой крутой горе. Когда мы поднимались на гору, похоронная процессия
уже догоняла нас: очевидно, на отпевание потребовалось всего 2–3 минуты. Сверху нам было видно, как вздрагивал на носилках гроб, и мальчик, которого вела женщина, отставал, оттягивая ей руку.
Правда, они
уже не рубят просек и не строят казарм, но, как и в прежнее время, возвращающийся с караула или с ученья солдат не может рассчитывать на отдых: его сейчас же могут
послать в конвой, или на сенокос, или в погоню за беглыми.
Мне рассказывали, что в последнее время каторжные, чтобы не
идти по охраняемому западному побережью, начинают
уже пробовать другой путь, а именно на восток, к Ныйскому заливу, оттуда по берегу Охотского моря на север к мысу Марии и Елизаветы, и затем к югу, чтобы переплыть пролив против мыса Пронге.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды
пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Второй месяц
пошел, как
уже из Питера!
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь,
уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович
идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После
уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там
уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр…
пошел писать.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал, то
уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал?
Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!