Неточные совпадения
Японцы первые стали исследовать Сахалин,
начиная с 1613 г., но в Европе придавали этому так мало значения, что когда впоследствии русские и японцы решали вопрос о
том, кому принадлежит Сахалин,
то о праве первого исследования говорили и писали только одни русские.
Он кроток и добродушно рассудителен, но когда говорят о политике,
то выходит из себя и с неподдельным пафосом
начинает говорить о могуществе России и с презрением о немцах и англичанах, которых отродясь не видел.
Его похвальное слово не мирилось в сознании с такими явлениями, как голод, повальная проституция ссыльных женщин, жестокие телесные наказания, но слушатели должны были верить ему: настоящее в сравнении с
тем, что происходило пять лет назад, представлялось чуть ли не
началом золотого века.
Чем дальше от Александровска,
тем долина становится уже, потемки густеют, гигантские лопухи
начинают казаться тропическими растениями; со всех сторон надвигаются темные горы.
Если кто заводит разговор о своем прошлом,
то обыкновенно
начинает так: «Когда я жил на воле…» и т. д.
Я
начну с Александровской долины, с селений, расположенных на реке Дуйке. На Северном Сахалине эта долина была первая избрана для поселений не потому, что она лучше всех исследована или отвечает целям колонизации, а просто случайно, благодаря
тому обстоятельству, что она была ближайшей к Дуэ, где впервые возникла каторга.
Начать с
того, что шел сильный дождь.
Живут они в Северном Сахалине, по западному и восточному побережью и по рекам, главным образом по Тыми; [Гиляки в виде немногочисленного племени живут по обоим берегам Амура, в нижнем его течении,
начиная, примерно, с Софийска, затем по Лиману, по смежному с ним побережью Охотского моря и в северной части Сахалина; в продолжение всего
того времени, за которое имеются исторические сведения об этом народе,
то есть за 200 лет, никаких сколько-нибудь значительных изменений в положении их границ не произошло.
По свидетельству Невельского, гиляки считают большим грехом земледелие: кто
начнет рыть землю или посадит что-нибудь,
тот непременно умрет.
Этот ряд селений составляет главную суть южного округа, его физиономию, а дорога служит
началом того самого магистрального почтового тракта, которым хотят соединить Сев<ерный> Сахалин с Южным.
[В сентябре и в
начале октября, исключая
те дни, когда дул норд-ост, погода стояла превосходная, летняя.
Посылают на новое место 50-100 хозяев, затем ежегодно прибавляют десятки новых, а между
тем никому не известно, на какое количество людей хватит там удобной земли, и вот причина, почему обыкновенно вскорости после заселения
начинают уже обнаруживаться теснота, излишек людей.
Любовный элемент играет в их печальном существовании роковую роль и до суда, и после суда. Когда их везут на пароходе в ссылку,
то между ними
начинает бродить слух, что на Сахалине их против воли выдадут замуж. И это волнует их. Был случай, когда они обратились к судовому начальству с просьбой походатайствовать, чтобы их не выдавали насильно.
Она плачет день и ночь с причитываниями, поминая своих покинутых родных, как усопших, а муж, сознавая свою великую вину перед ней, молчит угрюмо, но, наконец, выйдя из себя,
начинает бить ее и бранить за
то, что она приехала сюда.
Во Владимировке одна женщина свободного состояния подозревается в убийстве мужа; если ее осудят в каторжные работы,
то она
начнет получать паек, — значит, попадет в лучшее положение, чем была до суда.]
Как бы
то ни было, развитие семейного
начала среди ссыльных считается чрезвычайно слабым, и как на главную причину, почему колония до сих пор не удалась, указывают именно на большое число бессемейных.
Они зорко следили за модой и направлением мыслей, и если местная администрация не верила в сельское хозяйство,
то они тоже не верили; если же в канцеляриях делалось модным противоположное направление,
то и они тоже
начинали уверять, что на Сахалине, слава богу, жить можно, урожаи хорошие, и только одна беда — народ нынче избаловался и т. п., и при этом, чтобы угодить начальству, они прибегали к грубой лжи и всякого рода уловкам.
По А. М. Никольскому, тут нет домашней мыши, между
тем в бумагах, относящихся еще к
началу колонии, уже упоминаются «упыл, утрус и мышеядие».]
Когда еще на юге Сахалина распоряжались японцы и рыбные ловли в их руках едва
начинали развиваться,
то уж рыба приносила около полумиллиона рублей ежегодно.
Особенно дурною славой в этом отношении пользуется суп из соленой рыбы — и понятно почему: во-первых, этот продукт легко портится, и потому обыкновенно спешат пускать в дело
ту рыбу, которая уже
начала портиться; во-вторых, в котел поступает и
та больная рыба, которую в верховьях ловят каторжные поселенцы.
Остров Сахалин и экспедиция 1853–1854 гг.]
Начиная с пятидесятых годов, когда Сахалин был занят, и почти до восьмидесятых солдаты, кроме
того, что лежало по уставу на их прямой обязанности, исполняли еще все
те работы, которые несут теперь каторжные.
Солдат никак не мог высвободить револьвер из кобуры и сделал это лишь при посторонней помощи, а извлекши револьвер, он так неумело
начал с ним обращаться, что приказание было отменено: а
то вместо пня он мог свободно пустить пулю в кого-нибудь из публики.
Если представить себе, что 13 человек работают, едят, проводят время в тюрьме и проч. под постоянным наблюдением одного добросовестного и умелого человека и что над этим, в свою очередь, стоит
начало в лице смотрителя тюрьмы, а над смотрителем — начальник округа и т. д.,
то можно успокоиться на мысли, что всё идет прекрасно.
Начальник острова говорил мне, что когда ему однажды понадобилось узнать, сколько ежегодно прибывало из России арестантов на пароходах Добровольного флота,
начиная с 1879 г.,
то пришлось обращаться за сведениями в главное тюремное управление, так как в местных канцеляриях нужных цифр не оказалось.
Обыкновенно наказывают плетями или розгами всех бегунов без разбора, но уж одно
то, что часто побеги от
начала до конца поражают своею несообразностью, бессмыслицей, что часто благоразумные, скромные и семейные люди убегают без одёжи, без хлеба, без цели, без плана, с уверенностью, что их непременно поймают, с риском потерять здоровье, доверие начальства, свою относительную свободу и иногда даже жалованье, с риском замерзнуть или быть застреленным, — уже одна эта несообразность должна бы подсказывать сахалинским врачам, от которых зависит наказать или не наказать, что во многих случаях они имеют дело не с преступлением, а с болезнью.
Эта странная вера воспитывалась в людях поколениями, и
начало ее теряется в тумане
того доброго старого времени, когда бежать было в самом деле очень легко и побеги даже поощрялись начальством.
Случается, что беглые, не зная, где север,
начинают кружить и попадают обратно в
то место, из которого вышли.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без
того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом
начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? —
начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как
начал говорить о литературе,
то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и
того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и
начните.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую назад
тому пять лет была ассигнована сумма,
то не позабыть сказать, что
начала строиться, но сгорела.