Неточные совпадения
Тройка катит селом, стучит по мосту, ушла за пригорок, тут одна дорога и есть — к нам. Пока мы бежим навстречу, тройка у подъезда; Михаил Семенович, как лавина, уже скатился с нее, смеется, целуется и морит со смеха, в то время как Белинский,
проклиная даль Покровского, устройство
русских телег,
русских дорог, еще слезает, расправляя поясницу. А Кетчер уже бранит их:
— Они объясняли это, что меня
проклял не Фотий, а митрополит Серафим […митрополит Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский, 1763—1843) — видный церковный деятель, боровшийся с мистическими течениями в
русской религиозной мысли.], который немедля же прислал благословение Фотию на это проклятие, говоря, что изменить того, что сделано, невозможно, и что из этого даже может произойти добро, ибо ежели царь, ради правды, не хочет любимца своего низвергнуть, то теперь, ради стыда, как проклятого, он должен будет удалить.
Венецейцы, греки и морава // Что ни день о русичах поют, // Величают князя Святослава. // Игоря отважного
клянут. // И смеется гость земли немецкой, // Что, когда не стало больше сил. // Игорь-князь в Каяле половецкой //
Русские богатства утопил. // И бежит молва про удалого, // Будто он, на Русь накликав зло. // Из седла, несчастный, золотого // Пересел в кощеево седло… // Приумолкли города, и снова // На Руси веселье полегло.
Кажется, это построено слишком по австрийскому анекдоту, известному под заглавием: «одно слово министру…». Из этого давно сделана пьеска, которая тоже давно уже разыгрывается на театрах и близко знакома
русским по Превосходному исполнению Самойловым трудной мимической роли жида; но в то время, к которому относится мой рассказ, этот слух ходил повсеместно, и все ему вполне верили, и
русские восхваляли честность Мордвинова, а евреи жестоко его
проклинали.
— Господи! Что же может быть на свете лучше
русской весны! — говорил Астреин. — Знаешь, Фирсыч, она точно любимая женщина. Отчаялся ее дождаться,
проклинаешь ее, готовишь ей гневные слова, — а вот она пришла, и какая радость!..