Ссыльное население смотрело на меня, как на лицо официальное, а на перепись — как на одну из тех формальных процедур, которые здесь так часты и обыкновенно
ни к чему не ведут. Впрочем, то обстоятельство, что я не здешний, не сахалинский чиновник, возбуждало в ссыльных некоторое любопытство. Меня спрашивали...
Неточные совпадения
Знаешь, где луна?» А когда мы поздно вечером возвращались пешком в Александровск, он несколько раз,
что называется,
ни к селу
ни к городу, повторил: «Месть есть самое благородное чувство».
В «Истории Сибири» И. Фишера говорится,
что известный Поярков приходил
к гилякам, которые тогда «
ни под какою чужою властью не состояли».
Корреспондент «Владивостока», не дальше как 5 лет назад, сообщал,
что «
ни у кого не было полрюмки водки, табак маньчжурский (то есть вроде нашей махорки) до 2 р. 50
к. за фунт; поселенцы и некоторые надзиратели курили байховый и кирпичный чай» (1886 г., № 22).]
В 1888 г. в одном из своих приказов (№ 280) генерал Кононович, ввиду того
что ни в Тымовском,
ни в Александровском округах нет уже места для отвода участков, между тем как число нуждающихся в них быстро возрастает, предложил «немедленно организовать партии из благонадежных ссыльнокаторжных под надзором вполне расторопных, более опытных в этом деле и грамотных надзирателей или даже чиновников, и таковые отправлять
к отысканию мест, годных под поселения».
Генерал-губернатор, начальник острова в окружные начальники не верили в производительность труда сахалинских земледельцев; для них уже не подлежало сомнению,
что попытка приурочить труд ссыльных
к сельскому хозяйству потерпела полную неудачу и
что продолжать настаивать на том, чтобы колония во
что бы
ни стало была сельскохозяйственной, значило тратить непроизводительно казенные деньги и подвергать людей напрасным мучениям.
При таких тощих урожаях сахалинский хозяин, чтобы быть сытым, должен иметь не менее 4 дес. плодородной земли, ценить свой труд
ни во
что и ничего не платить работникам; когда же в недалеком будущем однопольная система без пара и удобрения истощит почву и ссыльные «сознают необходимость перейти
к более рациональным приемам обработки полей и
к новой системе севооборота», то земли и труда понадобится еще больше и хлебопашество поневоле будет брошено, как непроизводительное и убыточное.
Каковы бы
ни были цифры, но пока несомненно только,
что далеко не всякий хозяин знает весною, где он будет косить летом, и
что сена не хватает и
к концу зимы скот тощает от недостатка корма.
Все эти страдания, переживаемые рыбой в период любви, называются «кочеванием до смерти», потому
что неизбежно ведут
к смерти, и
ни одна из рыб не возвращается в океан, а все погибают в реках.
В марте и в апреле бегут менее всего, потому
что в эти месяцы вскрываются реки и невозможно бывает добыть пищу
ни в тайге,
ни у поселенцев, которые обыкновенно
к весне уже сидят без хлеба.
— Это правда… Только любовь, которую мы читаем в глазах,
ни к чему женщину не обязывает, тогда как слова… Берегись, Грушницкий, она тебя надувает…
Атвуд взвел, как курок, левую бровь, постоял боком у двери и вышел. Эти десять минут Грэй провел, закрыв руками лицо; он
ни к чему не приготовлялся и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать. Тем временем его ждали уже все, нетерпеливо и с любопытством, полным догадок. Он вышел и увидел по лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным, то напряжение чужих душ отразилось в нем легкой досадой.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры:
чем ближе
к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски
ни слова не знает.
Городничий. Чш! (Закрывает ему рот.)Эк как каркнула ворона! (Дразнит его.)Был по приказанию! Как из бочки, так рычит. (
К Осипу.)Ну, друг, ты ступай приготовляй там,
что нужно для барина. Все,
что ни есть в долге, требуй.
Идите вы
к чиновнику, //
К вельможному боярину, // Идите вы
к царю, // А женщин вы не трогайте, — // Вот Бог!
ни с
чем проходите // До гробовой доски!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Разбой — статья особая, // Разбой тут
ни при
чем!» // — Разбойник за разбойника // Вступился! — прасол вымолвил, // А Лавин — скок
к нему!