Неточные совпадения
В длинные зимние ночи он пишет либеральные повести, но при случае любит дать понять, что он коллежский регистратор и занимает должность Х класса; когда одна
баба, придя к нему по делу, назвала его господином Д., то он обиделся и сердито крикнул ей: «Я тебе не господин Д., а ваше благородие!» По пути к берегу я расспрашивал его насчет сахалинской жизни,
как и что, а он зловеще вздыхал и говорил: «А вот вы увидите!» Солнце стояло уже высоко.
Спрашиваешь каторжную
бабу, в
каком году ее привезли на Сахалин, а она отвечает вяло, не думая: «Кто ж его знает?
По дороге встречаются
бабы, которые укрылись от дождя большими листьями лопуха,
как косынками, и оттого похожи на зеленых жуков.
Уже все позаснули, дети переплакали и тоже угомонились давно, а
баба всё не спит, думает и слушает,
как ревет море; теперь уж ее мучает тоска: жалко мужа, обидно на себя, что не удержалась и попрекнула его.
Женщины, согнувшись под тяжестью узлов и котомок, плетутся по шоссе, вялые, еще не пришедшие в себя от морской болезни, а за ними,
как на ярмарке за комедиантами, идут целые толпы
баб, мужиков, ребятишек и лиц, причастных к канцеляриям.
В Александровске в одной избе я встретил русскую
бабу в большой компании киргиз и кавказцев, которым она прислуживала за столом, и записал ее сожительницей татарина, или,
как она называла его, чеченца.
Одни идут из любви и жалости; другие из крепкого убеждения, что разлучить мужа и жену может один только бог; третьи бегут из дому от стыда; в темной деревенской среде позор мужей всё еще падает на жен: когда, например, жена осужденного полощет на реке белье, то другие
бабы обзывают ее каторжанкой; четвертые завлекаются на Сахалин мужьями,
как в ловушку, путем обмана.
— Ах нет! — с досадой сказал Левин, — это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован — это мы видим так же верно,
как баба видит криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой беды бедности и необразования помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
— Прошу прощенья! я, кажется, вас побеспокоил. Пожалуйте, садитесь сюда! Прошу! — Здесь он усадил его в кресла с некоторою даже ловкостию, как такой медведь, который уже побывал в руках, умеет и перевертываться, и делать разные штуки на вопросы: «А покажи, Миша,
как бабы парятся» или: «А как, Миша, малые ребята горох крадут?»
Неточные совпадения
Под песню ту удалую // Раздумалась, расплакалась // Молодушка одна: // «Мой век — что день без солнышка, // Мой век — что ночь без месяца, // А я, млада-младешенька, // Что борзый конь на привязи, // Что ласточка без крыл! // Мой старый муж, ревнивый муж, // Напился пьян, храпом храпит, // Меня, младу-младешеньку, // И сонный сторожит!» // Так плакалась молодушка // Да с возу вдруг и спрыгнула! // «Куда?» — кричит ревнивый муж, // Привстал — и
бабу за косу, //
Как редьку за вихор!
«Не все между мужчинами // Отыскивать счастливого, // Пощупаем-ка
баб!» — // Решили наши странники // И стали
баб опрашивать. // В селе Наготине // Сказали,
как отрезали: // «У нас такой не водится, // А есть в селе Клину: // Корова холмогорская, // Не
баба! доброумнее // И глаже —
бабы нет. // Спросите вы Корчагину // Матрену Тимофеевну, // Она же: губернаторша…»
За спором не заметили, //
Как село солнце красное, //
Как вечер наступил. // Наверно б ночку целую // Так шли — куда не ведая, // Когда б им
баба встречная, // Корявая Дурандиха, // Не крикнула: «Почтенные! // Куда вы на ночь глядючи // Надумали идти?..»
«Давно мы не работали, // Давайте — покосим!» // Семь
баб им косы отдали. // Проснулась, разгорелася // Привычка позабытая // К труду!
Как зубы с голоду, // Работает у каждого // Проворная рука. // Валят траву высокую, // Под песню, незнакомую // Вахлацкой стороне; // Под песню, что навеяна // Метелями и вьюгами // Родимых деревень: // Заплатова, Дырявина, // Разутова, Знобишина, // Горелова, Неелова — // Неурожайка тож…
— У Клима речь короткая // И ясная,
как вывеска, // Зовущая в кабак, — // Сказал шутливо староста. — // Начнет Климаха
бабою, // А кончит — кабаком! —