Неточные совпадения
На вопрос, как им живется, поселенец и его сожительница обыкновенно отвечают: «Хорошо
живем». А некоторые каторжные женщины говорили мне, что дома в России от мужей своих они терпели только озорства, побои да попреки куском
хлеба, а здесь,
на каторге, они впервые увидели свет. «Слава богу,
живу теперь с хорошим человеком, он меня жалеет». Ссыльные жалеют своих сожительниц и дорожат ими.
В Корсаковском посту
живет ссыльнокаторжный Алтухов, старик лет 60 или больше, который убегает таким образом: берет кусок
хлеба, запирает свою избу и, отойдя от поста не больше как
на полверсты, садится
на гору и смотрит
на тайгу,
на море и
на небо; посидев так дня три, он возвращается домой, берет провизию и опять идет
на гору…
— Ну да! вот это прекрасно! Я — виноват! Я — много требовал! Я!! Je vous demande un peu! [Прошу покорно! (франц.)] А впрочем, я знал зараньше, что у вас есть готовое оправдание! Я — должен был
жить на хлебе и воде! Я — должен был рисковать своею карьерой! Я — должен был довольствоваться ролью pique-assiette'a [прихлебателя (франц.)] при более счастливых товарищах! Вы это,конечно, хотите сказать?
Иногда хотелось остановиться посреди палаты и хохотать без удержу. Это — воины! Всю жизнь они
прожили на хлебах народа, и единственным оправданием их жизни могло быть только то, от чего они теперь так старательно увертывались. Теперь, впрочем, смеяться мне уж не хочется…
На слове «временно» особенно настаивала Елизавета Ивановна, вследствие своей немецкой бережливости опасавшаяся, чтобы племянница, хотя и богатая, пожалуй, долго
проживет на хлебах дядюшки и, конечно, приедет не одна, а в сопровождении дворовых людей в подобающем ее княжескому достоинству количестве.
Неточные совпадения
— Ну, чего он говорит, господи, чего он говорит! Богатые, а? Мил-лай Петр Васильев, али богатые в деревнях
живут когда? Э-эх, — не видано, чтобы богатый в деревне вырос, это он в городе,
на легком
хлебе…
На тревожные вопросы Клима он не спеша рассказал, что тарасовские мужики давно
живут без
хлеба; детей и стариков послали по миру.
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы
жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять
на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах,
на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного
хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
Можно
прожить на Выборгской стороне, не показывая носа
на свет Божий: кусок будет хороший, не жалуюсь,
хлеба не переешь!
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они
живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит
на сына, а с сына опять
на отца.
На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок
хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!