Он рассказывал мне потом, что
в ту пору ему пришлось пережить нравственно три долгих фазиса: первый, самый долгий и мучительный, — уверенность в неминуемой гибели; каторжниками овладела паника, и они выли; детей и женщин пришлось отправить в шлюпке под командой офицера по тому направлению, где предполагался берег, и шлюпка скоро исчезла в тумане; второй фазис — некоторая надежда на спасение: с Крильонского маяка донесся пушечный выстрел, извещавший, что женщины и дети достигли берега благополучно; третий — полная уверенность в спасении, когда в туманном воздухе вдруг раздались звуки корнет-а-пистона, на котором играл возвращавшийся офицер.
Неточные совпадения
Этот дал себе волю и
в отместку отодрал коллегу так жестоко, что у
того, по рассказам, до сих
пор гноится тело.
Так как
в районе каждой тюрьмы мне приходилось прежде всего пользоваться канцелярским материалом для справок и услугами грамотных людей,
то во всем Тымовском округе, и особенно
в Рыковском, я не мог не заметить на первых
порах того обстоятельства, что здешние писаря хорошо подготовлены и дисциплинированны, как будто прошли специальную школу; подворные описи и алфавиты они ведут
в образцовом порядке.
Грессере
в петербургской полиции: это — высокий, полный мужчина, с
тою солидною, импонирующею осанкой, какую мне до сих
пор случалось наблюдать только у частных и участковых приставов.
[Этот опыт касается одного только Сахалина, между
тем Д. Г. Тальберг,
в своем очерке «Ссылка на Сахалин» («Вестник Европы», 1879 г., V), придает ему общее значение и, говоря по поводу его вообще о нашей неспособности к колонизации, приходит даже к такому выводу: «Не
пора ли нам отказаться от всяких колонизационных попыток на Востоке?»
В своем примечании к статье проф.
Многие,
в том числе Невельской, сомневались, что Южный Сахалин принадлежит Японии, да и сами японцы, по-видимому, не были уверены
в этом до
тех пор, пока русские странным поведением не внушили им, что Южный Сахалин
в самом деле японская земля.
Труд здешнего землепашца был не только принудительным, но и тяжким, и если основными признаками каторжного труда считать принуждение и напряжение физических сил, определяемое словом «тяжкий»,
то в этом смысле трудно было подыскать более подходящее занятие для преступников, как земледелие на Сахалине; до сих
пор оно удовлетворяло самым суровым карательным целям.
Местные же агрономы были малосведущи
в своей специальности и ничего не делали, или же отчеты их отличались заведомою тенденциозностью, или же, попадая
в колонию прямо со школьной скамьи, они на первых
порах ограничивались одною лишь теоретическою и формальною стороной дела и для своих отчетов пользовались всё
теми же сведениями, которые собирали для канцелярий нижние чины.
В прежнее время медведь не обижал людей и домашних животных и считался смирным, но с
тех пор, как ссыльные стали селиться по верховьям рек и вырубать тут леса и преградили ему путь к рыбе, которая составляла его главную пищу,
в сахалинских метрических книгах и
в «ведомости происшествий» стала появляться новая причина смерти — «задран медведем», и
в настоящее время медведь уже третируется, как грозное явление природы, с которым приходится бороться не на шутку.
Плывя по Амуру, я слышал от местных старожилов жалобы, что у устья-де вылавливают настоящую кету, а до них доходит только зубатка; и на пароходе шли разговоры о
том, что
пора упорядочить рыбные ловли,
то есть запретить их
в нижнем течении.
В тюрьме до сих
пор еще возможны такие беспорядки, что два арестанта почти год считаются
в безвестной отлучке, между
тем всё это время они получают довольствие из котла и даже употребляются на работы (приказ № 87-й 1890 г.).
По словам Ядринцева, начальник завода при приеме каждой новой партии обыкновенно выкрикивал: «Кто хочет оставаться, получай одежду, а кто
в бега,
тому незачем!» Начальство своим авторитетом как бы узаконивало побеги,
в его духе воспитывалось всё сибирское население, которое и до сих
пор побег не считает грехом.
А вот и любовь. Ссыльнокаторжный Артем, — фамилии его не помню, — молодой человек лет 20, служил
в Найбучи сторожем при казенном доме. Он был влюблен
в аинку, жившую
в одной из юрт на реке Найбе, и, говорят, пользовался взаимностью. Его заподозрили как-то
в краже и
в наказание перевели
в Корсаковскую тюрьму,
то есть за 90 верст от аинки. Тогда он стал бегать из поста
в Найбучи для свидания с возлюбленной и бегал до
тех пор, пока его не подстрелили
в ногу.
Те болезни, которые
в отчете отнесены к двум отдельным группам — заразно-повальным и эпидемическим, до сих
пор на Сахалине имели слабое распространение.
Какие б чувства ни таились // Тогда во мне — теперь их нет: // Они прошли иль изменились… // Мир вам, тревоги прошлых лет! //
В ту пору мне казались нужны // Пустыни, волн края жемчужны, // И моря шум, и груды скал, // И гордой девы идеал, // И безыменные страданья… // Другие дни, другие сны; // Смирились вы, моей весны // Высокопарные мечтанья, // И в поэтический бокал // Воды я много подмешал.
Войско, отступив, облегло весь город и от нечего делать занялось опустошеньем окрестностей, выжигая окружные деревни, скирды неубранного хлеба и напуская табуны коней на нивы, еще не тронутые серпом, где, как нарочно, колебались тучные колосья, плод необыкновенного урожая, наградившего
в ту пору щедро всех земледельцев.
Дико́й. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и
в те поры ни за что обругаю человека.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что
в детстве мамка его ушибла, и с
тех пор от него отдает немного водкою.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти
в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит
в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет
в комнату, ничего не расскажет!
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком:
в голове до сих
пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не
то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С
тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть
в горсти!..