Неточные совпадения
В 1855 г. он бежал из
военной службы «по глупости» и
стал бродяжить, называя себя не помнящим родства.
Средний возраст только что осужденного каторжного мне не известен, но, судя по возрастному составу ссыльного населения в настоящее время, он должен быть не меньше 35 лет; если к этому прибавить среднюю продолжительность каторги 8-10 лет и если принять еще во внимание, что на каторге человек старится гораздо раньше, чем при обыкновенных условиях, то
станет очевидным, что при буквальном исполнении судебного приговора и при соблюдении «Устава», со строгим заключением в тюрьме, с работами под
военным конвоем и проч., не только долгосрочные, но и добрая половина краткосрочных поступала бы в колонию с уже утраченными колонизаторскими способностями.
Они не служат в канцеляриях и на
военной службе, не уходят в отхожие промыслы, не работают в лесах, рудниках, на море, а потому не знают преступлений по должности и против
военной дисциплины и преступлений, прямое участие в которых требует мужской физической силы, например: ограбление почты, разбой на большой дороге и т. п.;
статьи о преступлениях против целомудрия, об изнасиловании, растлении и сверхъестественных пороках касаются одних лишь мужчин.
Европа выбрала деспотизм, предпочла империю. Деспотизм —
военный стан, империя — война, император — военачальник. Все вооружено, война и будет, но где настоящий враг? Дома — внизу, на дне — и там, за Неманом.
Греция, умевшая развивать индивидуальности до какой-то художественной оконченности и высоко человеческой полноты, мало знала в цветущие времена свои ученых в нашем смысле; ее мыслители, ее историки, ее поэты были прежде всего граждане, люди жизни, люди общественного совета, площади,
военного стана; оттого это гармонически уравновешенное, прекрасное своим аккордом, многостороннее развитие великих личностей, их науки и искусства — Сократа, Платона, Эсхила, Ксенофонта и других.
Один… так точно! — Измаил! // Безвестной думой угнетаем, // Он солнце тусклое следил, // Как мы нередко провождаем // Гостей докучливых; на нем // Черкесский панцырь и шелом, // И пятна крови омрачали // Местами блеск
военной стали. // Младую голову Селим // Вождю склоняет на колени; // Он всюду следует за ним, // Хранительной подобно тени; // Никто ни ропота, ни пени // Не слышал на его устах… // Боится он или устанет, // На Измаила только взглянет — // И весел труд ему и страх!
Меж тем, перед горой Шайтаном // Расположась
военным станом, // Толпа черкесов удалых // Сидела вкруг огней своих; // Они любили Измаила, // С ним вместе слава иль могила, // Им всё равно! лишь только б с ним! // Но не могла б судьба одним // И нежным чувством меж собою // Сковать людей с умом простым // И с беспокойною душою: // Их всех обидел Росламбек! // (Таков повсюду человек.)
Если б ты Трояновой тропой // Средь полей помчался и курганов, — // Так бы ныне был воспет тобой // Игорь-князь, могучий внук Троянов: // «То не буря соколов несет // За поля широкие и долы, // То не стаи галочьи летят // К Дону на великие просторы!» // Или так воспеть тебе, // Боян, Внук Велесов, наш
военный стан: // «За Сулою кони ржут.
Неточные совпадения
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на
военную ногу, непременно на
военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович,
станьте вот тут.
Но так как все же он был человек
военный,
стало быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок, то чрез несколько времени, посредством правдивой наружности и уменья подделаться ко всему, втерлись к нему в милость другие чиновники, и генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почитал такими; даже был доволен, что выбрал наконец людей как следует, и хвастался не в шутку тонким уменьем различать способности.
Дамы были очень довольны и не только отыскали в нем кучу приятностей и любезностей, но даже
стали находить величественное выражение в лице, что-то даже марсовское и
военное, что, как известно, очень нравится женщинам.
Остап, сняв шапку, всех поблагодарил козаков-товарищей за честь, не
стал отговариваться ни молодостью, ни молодым разумом, зная, что время
военное и не до того теперь, а тут же повел их прямо на кучу и уж показал им всем, что недаром выбрали его в атаманы.
Он
стал расспрашивать меня о судьбе Ивана Кузмича, которого называл кумом, и часто прерывал мою речь дополнительными вопросами и нравоучительными замечаниями, которые, если и не обличали в нем человека сведущего в
военном искусстве, то по крайней мере обнаруживали сметливость и природный ум.