Неточные совпадения
Кругом безмолвие; в
глубоком смирении с неба смотрели звезды, и шаги Старцева раздавались так резко и некстати. И только когда в церкви стали бить часы и он вообразил самого себя мертвым, зарытым здесь навеки, то ему показалось, что кто-то смотрит на него, и он на минуту подумал, что это не покой и не тишина, а глухая
тоска небытия, подавленное отчаяние…
Я с большей отрадой смотрел на кафров и негров в Африке, на малайцев по островам Индийского океана, но с
глубокой тоской следил в китайских кварталах за общим потоком китайской жизни, наблюдал подробности и попадавшиеся мне ближе личности, слушал рассказы других, бывалых и знающих людей.
Но когда мальчик через две недели помер от молочницы, то сам его уложил в гробик, с
глубокою тоской смотрел на него и, когда засыпали неглубокую маленькую его могилку, стал на колени и поклонился могилке в землю.
Но основной, господствующей нотой все-таки была
глубокая тоска об этом прошлом, разрешавшаяся беспредметной мечтой о чем-то смутном, как говор степного ветра на казацкой могиле…
А бедняга-«профессор» только озирался с
глубокою тоской, и невыразимая мука слышалась в его голосе, когда, обращая к мучителю свои тусклые глаза, он говорил, судорожно царапая пальцами по груди:
Неточные совпадения
— Мы обязаны этим реализму, он охладил жизнь, приплюснул людей к земле. Зеленая
тоска и плесень всяких этих сборников реалистической литературы — сделала людей духовно нищими. Необходимо возвратить человека к самому себе, к источнику
глубоких чувств, великих вдохновений…
Бабушка презирает меня!» — вся трясясь от
тоски, думала она и пряталась от ее взгляда, сидела молча, печальная, у себя в комнате, отворачивалась или потупляла глаза, когда Татьяна Марковна смотрела на нее с
глубокой нежностью… или сожалением, как казалось ей.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы,
тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все
глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
Глубокая, страшная
тоска!
Молю тебя, кудрявый ярый хмель, // Отсмей ему, насмешнику, насмешку // Над девушкой! За длинными столами, // Дубовыми, за умною беседой, // В кругу гостей почетных, поседелых, // Поставь его, обманщика, невежей // Нетесаным и круглым дураком. // Домой пойдет, так хмельной головою // Ударь об тын стоячий, прямо в лужу // Лицом его бесстыжим урони! // О, реченька, студеная водица, //
Глубокая, проточная, укрой //
Тоску мою и вместе с горем лютым // Ретивое сердечко утопи!