Неточные совпадения
Глядя на него, забываешь, что он могуч, как Голиаф, что одной
рукой может поднять он
то, чего не поднять пяти редакционным Андреям.
«Как, однако, он много говорит!» — подумал я, протягивая
руку к перу и
тем давая знать, что мне некогда. (Уж больно надоели мне тогда посетители!)
— Надоедная служба… Служил-служил, махнул
рукой и бросил. Занятий у меня теперь нет, есть почти нечего… И если вы, минуя достоинства, напечатаете мою повесть,
то сделаете мне больше, чем одолжение… Вы поможете мне… Газета не богадельня, не странно-приимный дом… Я это знаю, но… уж вы будьте так добры…
Эта повесть не выделяется из ряда вон. В ней много длиннот, немало шероховатостей… Автор питает слабость к эффектам и сильным фразам… Видно, что он пишет первый раз в жизни,
рукой непривычной, невоспитанной… Но все-таки повесть его читается легко. Фабула есть, смысл тоже, и, что важнее всего, она оригинальна, очень характерна и
то, что называется, sui generis [в своем роде (лат.).]. Есть в ней и кое-какие литературные достоинства. Прочесть ее стоит… Вот она...
Затем, помню, я лежал на
той же софе, ни о чем не думал и молча отстранял
рукой пристававшего с разговорами графа… Был я в каком-то забытьи, полудремоте, чувствуя только яркий свет ламп и веселое, покойное настроение… Образ девушки в красном, склонившей головку на плечо, с глазами, полными ужаса перед эффектною смертью, постоял передо мной и тихо погрозил мне маленьким пальцем… Образ другой девушки, в черном платье и с бледным, гордым лицом, прошел мимо и поглядел на меня не
то с мольбой, не
то с укоризной.
— Здравствуй, хороший барин! — сказал он, неумело подавая мне
руку. — Что опять заскакал? Аль
тот лодырь приехал?
«Какая она, в самом деле, хорошенькая! — думал я, глядя на ее шейку и пухленький подбородок. — Если бы мне предложили выбирать кого-нибудь из двух — Наденьку или ее,
то я остановился бы на этой… Эта естественнее, свежей, натура у нее шире и размашистей… Попадись она в хорошие
руки — из нее многое можно было бы сделать! А
та угрюма, мечтательна… умна».
— Это вполне справедливо, — сказал граф, вставая и засовывая
руки в карманы. — У меня могут выходить отличные вечера… Концерты, любительские спектакли… всё это действительно можно прелестно устроить. И к
тому же эти вечера будут не только веселить общество, но они будут иметь и воспитывающее влияние!.. Не правда ли?
Нужно было видеть
то блаженство, которое было написано на лице мирового, когда он садился в свой экипаж и говорил: «Пошел!» Он так обрадовался, что забыл даже наши с ним контры и на прощанье назвал меня голубчиком и крепко пожал мне
руку.
Голова трещит от вчерашней попойки и прогулки по озеру, и я
то и дело поглядываю, не дрожит ли моя
рука, держащая венец…
Служат долго, до
того долго, что
рука моя устает держать венец, и дамы, любящие вообще смотреть венчанье, перестают глядеть на молодых.
Если это была «простая» вежливость (у нас любят многое сваливать на вежливость и приличия),
то я этим франтам предпочел бы невеж, едящих
руками, берущих хлеб с чужого куверта и сморкающихся посредством двух пальцев…
Но какая неосторожность! Я держал ее за талию, а она нежно гладила мою
руку в
то время, когда во всякую минуту можно было ждать, что кто-нибудь пройдет по аллее и увидит нас.
— Ах, мне не до ответов, Надежда Николаевна! — махнул я
рукой, поднимаясь. — Я неспособен давать теперь какие бы
то ни было ответы. Простите меня, но я вас не слышал и не понял. Я глуп и взбешен… Напрасно только вы и беспокоились, право.
— Поздно… но так
тому и быть! — сказала Оля, решительно махнув
рукой. — Лишь бы только хуже не было, а
то еще можно жить… Прощай! Пора уж идти…
Вечером, когда граф уехал, у меня был третий гость: доктор Павел Иванович. Он приезжал известить меня о болезни Надежды Николаевны и о
том, что она… окончательно отказала ему в своей
руке. Бедняга был печален и походил на мокрую курицу.
Зубы у Ольги не болели. Если она плакала,
то не от боли, а от чего-то другого… Я еще хотел поговорить с Сашей, но это мне не удалось, потому что послышался лошадиный топот, и скоро мы увидели всадника, некрасиво прыгавшего на седле, и грациозную амазонку. Чтобы скрыть от Ольги свою радость, я поднял на
руки Сашу, и перебирая пальцами ее белокурые волосы, поцеловал ее в голову.
— Ни за что ни про что, — заговорила Оля, утирая слезы. — Вынимаю я из кармана носовой платок, а из кармана и выпало
то письмо, что вы мне вчера прислали… Он подскочил, прочел и… стал бить… Схватил меня за
руку, сдавил — посмотрите, до сих пор на
руке красные пятна, — и потребовал объяснений… Я, вместо
того чтоб объяснять, прибежала сюда… Хоть вы заступитесь! Он не имеет права обращаться так грубо с женой! Я не кухарка! Я дворянка!
И она не зажала рта этому прохвосту, оскорблявшему спьяна человека, который был виноват только в
том, что обманулся и был обманут! Урбенин сдавил сильно ей
руку, и это вызвало скандальный побег в графский дом, теперь же на ее глазах пьяный нравственный недоросль давил честное имя и лил грязными помоями на человека, который в это время должен был изнывать от тоски и неизвестности, сознавать себя обманутым, а она хоть бы бровью двинула!
На Ольгу я махнул
рукой. Что с воза упало,
то пропало; а она была именно
тем, что упало с моего воза и, как я думал, безвозвратно пропало. Я не думал о ней и думать не хотел.
И граф вдруг вскочил, как ужаленный… Лицо его покрылось смертельною бледностью, из
рук выпал бинокль. Глаза его забегали, как у пойманной мыши, и, словно прося о помощи, останавливались
то на мне,
то на Наде… Не все уловили его смущение, потому что внимание большинства было отвлечено приближавшейся коляской.
Глухие рыдания вырвались из его груди и потрясли богатырские плечи… Когда он отнял от лица
руки,
то компания увидела на его щеках и на лбу кровь, перешедшую с
рук на лицо…
«Если бы он убил,
то он давно бы уже смыл с
рук и лица кровь… — вспомнилось мне положение одного приятеля-следователя. — Убийцы не выносят крови своих жертв».
— Это неправда… Я только схватил ее за
руку, она же расплакалась и побежала в
тот вечер с жалобой…
— Отчего кровь?.. Гм… Если это одна из улик,
то это плохая улика… Поднимая окровавленную Ольгу, я не мог не опачкать
рук в крови… Не в перчатках же я был.
Набросав план местности и расспросив взятых с нами кучеров о положении, в котором была найдена Ольга, мы поехали обратно, чувствуя себя не солоно хлебавши. Когда мы исследовали место, в движениях наших посторонний наблюдатель мог бы уловить лень, вялость… Быть может, движения наши отчасти были парализованы
тем обстоятельством, что преступник был уже в наших
руках и, стало быть, не было надобности пускаться в лекоковские анализы.
— Чудное… словно, как во сне или в тумане… Лежу я на траве пьяный и дремлю, не
то я дремлю, не
то совсем сплю… Только слышу, кто-то идет мимо и ногами сильно стучит… открываю глаз и вижу, словно как бы в беспамятстве или во сне: подходит ко мне какой-то барин, нагинается и вытирает
руки о мои полы… вытер о полы, а потом
рукой по жилетке мазнул… вот так.
Я глядел на его рисующую
руку и, казалось, узнавал в ней
ту самую железную, мускулистую
руку, которая одна только могла в один прием задушить спящего Кузьму, растерзать хрупкое тело Ольги. Мысль, что я вижу перед собой убийцу, наполняла мою душу непривычным чувством ужаса и страха… не за себя — нет! — а за него, за этого красивого и грациозного великана… вообще за человека…
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без
того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет
рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Те же и почтмейстер, впопыхах, с распечатанным письмом в
руке.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без
того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и
руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою,
то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу
руки вашей.