Неточные совпадения
У меня же, помню, затеплилось в груди хорошее чувство. Я
был еще поэтом и в обществе лесов, майского
вечера и начинающей мерцать вечерней звезды мог глядеть на женщину только поэтом… Я смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть на леса, горы, лазурное небо. У меня еще тогда осталась некоторая доля сентиментальности, полученной мною в наследство от моей матери-немки.
Бедная белокурая головка! Думал ли я в этот тихий, полный покоя майский
вечер, что она впоследствии
будет героиней моего беспокойного романа?
Граф
выпил водку, «закусил» водой, но на этот раз не поморщился. В ста шагах от домика стояла чугунная скамья, такая же старая, как и сосны. Мы сели на нее и занялись созерцанием майского
вечера во всей его тихой красоте… Над нашими головами с карканьем летали испуганные вороны, с разных сторон доносилось соловьиное пение; это только и нарушало всеобщую тишину.
Я согласился бы и год просидеть неподвижно и глядеть на нее — до того хороша она
была в этот
вечер.
— Вчера под
вечер был у меня мужик, которого вы так неделикатно попотчевали веслом… Иван Осипов…
Вечером, подав в столовой самовар, он тихо отворил мою дверь и ласково позвал меня
пить чай.
— Прощай же, ангелочек, — проговорил он плачущим голосом, целуя дочь в ее бледный лоб. — Поезжай домой одна, а к
вечеру я возвращусь… Визиты мои
будут продолжаться очень недолго.
Я забыл, что я увлек девушку и сам начал уже увлекаться ею до того, что ни одного
вечера не
был в состоянии провести без ее общества…
— Это вполне справедливо, — сказал граф, вставая и засовывая руки в карманы. — У меня могут выходить отличные
вечера… Концерты, любительские спектакли… всё это действительно можно прелестно устроить. И к тому же эти
вечера будут не только веселить общество, но они
будут иметь и воспитывающее влияние!.. Не правда ли?
По отъезде визитеров я и граф сели за стол и продолжали завтракать. Завтракали мы до семи часов
вечера, когда с нашего стола сняли посуду и подали нам обед. Молодые пьяницы знают, как коротать длинные антракты. Мы всё время
пили и
ели по маленькому кусочку, чем поддерживали аппетит, который пропал бы у нас, если бы мы совсем бросили
есть.
— Знаешь, кто мне еще нравится из здешних?.. Наденька, дочка этого дурака Калинина… Жгучая брюнетка, бледная, знаешь, с этакими глазами… Тоже нужно
будет удочку закинуть… На Троицу делаю
вечер… музыкально-вокально-литературный… нарочно, чтоб ее позвать… А здесь, брат, как оказывается, ничего себе, весело! И общество, и женщины… и… Можно у тебя здесь уснуть… на минутку?..
Вечером, когда граф уехал, у меня
был третий гость: доктор Павел Иванович. Он приезжал известить меня о болезни Надежды Николаевны и о том, что она… окончательно отказала ему в своей руке. Бедняга
был печален и походил на мокрую курицу.
В один из июньских
вечеров, когда солнце уже зашло, но широкий след его — багрово-золотистая полоса еще красила далекий запад и пророчила назавтра тихий и ясный день, я подъехал на Зорьке к флигелю, в котором жил Урбенин. В этот
вечер у графа предполагался «музыкальный»
вечер. Гости уже начали съезжаться, но графа не
было дома: он поехал кататься и обещал скоро вернуться.
Граф мечтал убить сразу двух зайцев, вполне уверенный, что это ему удастся. И я в описываемый
вечер наблюдал погоню за этими зайцами. Погоня
была глупа и смешна, как хорошая карикатура. Глядя на нее, можно
было только смеяться или возмущаться пошлостью графа; но никто бы не мог подумать, что эта мальчишеская погоня кончится нравственным падением одних, гибелью других и преступлением третьих!
На другой день
вечером я опять
был в графской усадьбе. На этот раз я беседовал не с Сашей, а с ее братом-гимиазистом. Мальчик повел меня в сад и вылил передо мной всю свою душу. Излияния эти
были вызваны моим вопросом о житье его с «новой мамашей».
Но бедному мальчику не могло и присниться то страшное оскорбление, которое
было нанесено молодой мачехой его семье и свидетелем которого я
был в тот же
вечер, после разговора с ним.
Поздно
вечером я сидел у графа. Мы, по обыкновению,
пили. Граф
был совершенно пьян, я же только слегка.
Я засел дома, позволяя себе выходить и выезжать только по делам службы. Дел у меня накопилось пропасть, а потому скучать
было невозможно. От утра до
вечера я сидел за столом и усердно строчил или же допрашивал попавший в мои следовательские когти люд. В Карнеевку, в графскую усадьбу, меня более уже не тянуло.
— Да… Судя по его записке, которую я сегодня получила от него, судьба моя решится
вечером… сегодня… Он пишет мне, что имеет сказать что-то очень важное… От моего ответа, пишет он,
будет зависеть счастье всей его жизни…
Лицо мирового на этот раз лоснилось таким довольством, как никогда. Не думал ли он, что в этот
вечер его Наденьке
будет сделано предложение? Не для того ли он припас и шампанского, чтобы поздравить молодых? Я пристально взглянул на его физиономию, но, по обыкновению, не прочел ничего, кроме бесшабашного довольства, сытости и тупой важности, разлитой во всей его солидной фигуре.
Утром граф прислал им в город телеграмму, требуя, чтобы весь хор в полном своем составе обязательно
был в графской усадьбе к 9 часам
вечера.
В восемь лет изменилось многое… Граф Карнеев, не перестававший питать ко мне самую искреннюю дружбу, уже окончательно спился. Усадьба его, давшая место драме, ушла от него в руки жены и Пшехоцкого. Он теперь беден и живет на мой счет. Иногда, под
вечер, лежа у меня в номере на диване, он любит вспомнить
былое.
В этот
вечер она
была так хороша, что я, пьяный, забыл всё на свете и сжал ее в своих объятиях…
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много
есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один
вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что
было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и люди
вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как
выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно
быть, богатырь».
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит,
поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к
вечеру покинули // Бурливое село…
С Агапом
пил до
вечера, // Обнявшись, до полуночи // Деревней с ним гулял, // Потом опять с полуночи //
Поил его — и пьяного // Привел на барский двор.
Поедешь ранним
вечером, // Так утром вместе с солнышком //
Поспеешь на базар.