Слезы брызнули у него из глаз. Он перевернулся на одной ноге и зашагал по гостиной. Теперь в своем коротком сюртуке, в модных узких брюках, в которых ноги казались не по корпусу тонкими, со своей большой головой и гривой он чрезвычайно походил на льва. На равнодушном
лице доктора засветилось любопытство. Он поднялся и оглядел Абогина.
Неточные совпадения
Доктор остановился около жены, засунул руки в карманы брюк и, склонив голову набок, устремил взгляд на сына.
Лицо его выражало равнодушие, только по росинкам, блестевшим на его бороде, и заметно было, что он недавно плакал.
—
Доктор, я не истукан, отлично понимаю ваше положение… сочувствую вам! — сказал умоляющим голосом Абогин, прикладывая к своему кашне руку. — Но ведь я не за себя прошу… Умирает моя жена! Если бы вы слышали этот крик, видели ее
лицо, то поняли бы мою настойчивость! Боже мой, а уж я думал, что вы пошли одеваться!
Доктор, время дорого! Едемте, прошу вас!
На дворе было темно, но светлее, чем в передней. В темноте уже ясно вырисовывалась высокая сутуловатая фигура
доктора с длинной, узкой бородой и с орлиным носом. У Абогина, кроме бледного
лица, теперь видна была его большая голова и маленькая, студенческая шапочка, едва прикрывавшая темя. Кашне белело только спереди, позади же оно пряталось за длинными волосами.
Доктор был высок, сутуловат, одет неряшливо и
лицо имел некрасивое.
Абогин тяжело шагнул к
доктору, протянул к его
лицу свои белые мягкие кулаки и, потрясая ими, продолжал вопить...
Когда Абогин поднес к его глазам карточку молодой женщины с красивым, но сухим и невыразительным, как у монашенки,
лицом и спросил, можно ли, глядя на это
лицо, допустить, что оно способно выражать ложь,
доктор вдруг вскочил, сверкнул глазами и сказал, грубо отчеканивая каждое слово...
Абогин и
доктор стояли
лицом к
лицу и в гневе продолжали наносить друг другу незаслуженные оскорбления.
— Кончается, — сказал доктор. И
лицо доктора было так серьезно, когда он говорил это, что Левин понял кончается в смысле — умирает.
Слабохарактерный, спившийся, погибавший, он как бы раздваивался в своем произведении: себя он вывел в
лице доктора, мрачного меланхолика, страдающего запоем, безнадежно загубленного уже мраком окружающих условий, но благословляющего своего молодого друга Светлова на новую жизнь и борьбу.
Неточные совпадения
Толстый дворецкий, блестя круглым бритым
лицом и крахмаленным бантом белого галстука, доложил, что кушанье готово, и дамы поднялись. Вронский попросил Свияжского подать руку Анне Аркадьевне, а сам подошел к Долли. Весловский прежде Тушкевича подал руку княжне Варваре, так что Тушкевич с управляющим и
доктором пошли одни.
— Я спрашивала
доктора: он сказал, что он не может жить больше трех дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада, что уговорила его, — сказала она, косясь на мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее
лице всегда бывало, когда она говорила о религии.
Из
лиц же, бывших в Петербурге, ближе и возможнее всех были правитель канцелярии и
доктор.
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв
лицо руками, плакал. Он вскочил на голос
доктора, отнял руки от
лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал:
Он видел и княгиню, красную, напряженную, с распустившимися буклями седых волос и в слезах, которые она усиленно глотала, кусая губы, видел и Долли, и
доктора, курившего толстые папиросы, и Лизавету Петровну, с твердым, решительным и успокаивающим
лицом, и старого князя, гуляющего по зале с нахмуренным
лицом.