Неточные совпадения
Бежать отсюда, бежать подальше с этой бледной, как
смерть, забитой, горячо любимой женщиной. Бежать подальше от этих извергов, в Кубань, например…
А как хороша Кубань! Если верить письмам дяди Петра, то какое чудное приволье
на Кубанских степях! И
жизнь там шире, и лето длинней, и народ удалее…
На первых порах они, Степан и Марья, в работниках будут жить,
а потом и свою земельку заведут. Там
не будет с ними ни лысого Максима с цыганскими глазами, ни ехидно и пьяно улыбающегося Семена…
В то же время он начал дело о разводе. Станислава Феликсовна не выказала ни малейшего сопротивления. Вообще она не смела даже приблизиться к мужу, так как дрожала перед ним с того часа, как он потребовал ее к ответу. Но она делала отчаянные попытки удержать за собой ребенка и вела из-за него борьбу
не на жизнь, а на смерть. Все оказалось напрасно.
Неточные совпадения
—
А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик —
не богатырь? // И
жизнь его
не ратная, // И
смерть ему
не писана // В бою —
а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. //
А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается //
На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
«Ну что, — думали чиновники, — если он узнает только просто, что в городе их вот-де какие глупые слухи, да за это одно может вскипятить
не на жизнь,
а на самую
смерть».
—
А разве ты позабыл, бравый полковник, — сказал тогда кошевой, — что у татар в руках тоже наши товарищи, что если мы теперь их
не выручим, то
жизнь их будет продана
на вечное невольничество язычникам, что хуже всякой лютой
смерти? Позабыл разве, что у них теперь вся казна наша, добытая христианскою кровью?
— Пробовал я там говорить с людями —
не понимают. То есть — понимают, но —
не принимают. Пропагандист я — неумелый,
не убедителен. Там все индивидуалисты…
не пошатнешь! Один сказал: «Что ж мне о людях заботиться, ежели они обо мне и
не думают?»
А другой говорит: «Может, завтра море
смерти моей потребует,
а ты мне внушаешь, чтоб я
на десять лет вперед
жизнь мою рассчитывал». И все в этом духе…
Страшно мне и больно думать, что впоследствии мы надолго расходились с Грановским в теоретических убеждениях.
А они для нас
не составляли постороннее,
а истинную основу
жизни. Но я тороплюсь вперед заявить, что если время доказало, что мы могли розно понимать, могли
не понимать друг друга и огорчать, то еще больше времени доказало вдвое, что мы
не могли ни разойтись, ни сделаться чужими, что
на это и самая
смерть была бессильна.