— Люблю дьякона — умный. Храбрый. Жалко его. Третьего дня он
сына отвез
в больницу и знает, что из
больницы повезет его только на кладбище. А он его любит, дьякон. Видел я
сына… Весьма пламенный юноша. Вероятно, таков был Сен-Жюст.
Он даже рассказал целую историю этого отравления, пока следователь не догадался отправить его на испытание
в больницу душевнобольных. Отец тоже был ненормален и радовался, как ребенок, что еще раз избавился от
сына.
Неизвестно, дошло ли до Петеньки это письмо; но не дальше как через месяц после его отсылки Порфирий Владимирыч получил официальное уведомление, что
сын его, не доехавши до места ссылки, слег
в одном из попутных городков
в больницу и умер.
— Мать мою взорвала такая иезуитская двуличность; она забыла предостережение Бениса и весьма горячо и неосторожно высказала свое удивление, «что г. Камашев хвалит ее
сына, тогда как с самого его вступления он постоянно преследовал бедного мальчика всякими пустыми придирками, незаслуженными выговорами и насмешками, надавал ему разных обидных прозвищ: плаксы, матушкина сынка и проч., которые, разумеется, повторялись всеми учениками; что такое несправедливое гонение г. главного надзирателя было единственною причиною, почему обыкновенная тоска дитяти, разлученного с семейством, превратилась
в болезнь, которая угрожает печальными последствиями; что она признает г. главного надзирателя личным своим врагом, который присвоивает себе власть, ему не принадлежащую, который хотел выгнать ее из
больницы, несмотря на позволение директора, и что г. Камашев, как человек пристрастный, не может быть судьей
в этом деле».