Итак, 1) прекрасное как единство идеи и образа вовсе не характеристическая особенность искусства в том смысле, какой придается этому слову эстетикою; 2) «единство идеи и образа» определяет одну формальную сторону искусства, нисколько не относясь к его содержанию; оно говорит о том,
как должно быть исполнено, а не о том, что исполняется.
Неточные совпадения
Спешим прибавить, что композитор может в самом деле проникнуться чувством, которое
должно выражаться в его произведении; тогда он может написать нечто гораздо высшее не только по внешней красивости, но и по внутреннему достоинству, нежели народная песня; но в таком случае его произведение
будет произведением искусства или «уменья» только с технической стороны, только в том смысле, в котором и все человеческие произведения, созданные при помощи глубокого изучения, соображений, заботы о том, чтобы «выело
как возможно лучше», могут назваться произведениями искусства.; в сущности же произведение композитора, написанное под преобладающим влиянием непроизвольного чувства,
будет создание природы (жизни) вообще, а не искусства.
Такое повторение
должно быть признано излишним, так
как природа и жизнь уже представляют нам то, что по этому понятию
должно представить искусство.
Но мы уже заметили, что в этой фразе важно слово «образ», — оно говорит о том, что искусство выражает идею не отвлеченными понятиями, а живым индивидуальным фактом; говоря: «искусство
есть воспроизведение природы в жизни», мы говорим то же самое: в природе и жизни нет ничего отвлеченно существующего; в «их все конкретно; воспроизведение
должно по мере возможности сохранять сущность воспроизводимого; потому создание искусства
должно стремиться к тому, чтобы в нем
было как можно менее отвлеченного, чтобы в нем все
было, по мере возможности, выражено конкретно, в живых картинах, в индивидуальных образах.
Монологи и разговоры в современных романах немногим ниже монологов классической трагедии: «в художественном произведении все
должно быть облечено красотою» — и нам даются такие глубоко обдуманные планы действования,
каких почти никогда не составляют люди в настоящей жизни; а если выводимое лицо сделает как-нибудь инстинктивный, необдуманный шаг, автор считает необходимым оправдывать его из сущности характера этого лица, а критики остаются недовольны тем, что «действие не мотивировано» —
как будто бы оно мотивируется всегда индивидуальным характером, а не обстоятельствами и общими качествами человеческого сердца.
При переложении оперы для фортепиано теряется большая и лучшая часть подробностей эффектов; многое решительно не может
быть с человеческого голоса или с полного оркестра переведено на жалкий, бедный, мертвый инструмент, который должен по мере возможности воспроизвести оперу; потому при аранжировке многое
должно быть переделываемо, многое дополняемо — не с тою надеждою, что в аранжировке опера выйдет лучше, нежели в первоначальном своем виде, а для того, чтобы сколько-нибудь вознаградить необходимую порчу оперы при аранжировке; не потому, чтобы аранжировщик исправлял ошибки композитора, а просто потому, что он не располагает теми средствами,
какими владеет композитор.
И теперь-то, когда он узнал ее, полюбил,
как должно было любить, он был унижен пред нею и потерял ее навсегда, оставив в ней о себе одно постыдное воспоминание.
Мне мерещится, что даже у масонов есть что-нибудь вроде этой же тайны в основе их и что потому католики так и ненавидят масонов, что видят в них конкурентов, раздробление единства идеи, тогда
как должно быть едино стадо и един пастырь…
Но в данный час истории христианство находится в антракте между двумя эпохами, и этим, вероятно, объясняется, что оно не играет той активной роли,
какую должно было бы играть.
Разумеется, первою моею мыслью по приезде к К. была мысль о женщине, cet etre indicible et mysterieux, [существе таинственном и неизъяснимом (франц.)] к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et le culte de la beaute [честь и культ красоты (франц.)] — всегда были краеугольными камнями моего воспитания. Поэтому ты без труда поймешь,
как должно было заботить меня это дело. Но и в этом отношении все, по-видимому, благоприятствует мне.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Так вы и пишете?
Как это
должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?
Анна Андреевна. В самом деле,
как вам
должно быть неприятно.
Хлестаков. Для такой прекрасной особы,
как вы. Осмелюсь ли
быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам
должно не стул, а трон.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. //
Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки
как накуришься, //
Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — //
Должно быть, богатырь».
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, //
Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…