Неточные совпадения
Поэтому возникли прогрессисты, отвергнувшие прежнее предположение: «А может
быть, и не
было никакого тела? может
быть, пьяный, или просто озорник, подурачился, — выстрелил, да и убежал, — а то, пожалуй, тут же
стоит в хлопочущей толпе да подсмеивается над тревогою, какую наделал».
На тебя нельзя положиться, что ты с первых страниц можешь различить,
будет ли содержание повести
стоить того, чтобы прочесть ее, у тебя плохое чутье, оно нуждается в пособии, а пособий этих два: или имя автора, или эффектность манеры.
Так с неделю гостила знакомая, и все
было тихо в доме: Марья Алексевна всю неделю не подходила к шкапчику (где
стоял графин с водкой), ключ от которого никому не давала, и не била Матрену, и не била Верочку, и не ругалась громко.
Утром Марья Алексевна подошла к шкапчику и дольше обыкновенного
стояла у него, и все говорила: «слава богу, счастливо
было, слава богу!», даже подозвала к шкапчику Матрену и сказала: «на здоровье, Матренушка, ведь и ты много потрудилась», и после не то чтобы драться да ругаться, как бывало в другие времена после шкапчика, а легла спать, поцеловавши Верочку.
Действительно, все время, как они всходили по лестнице, Марья Алексевна молчала, — а чего ей это
стоило! и опять, чего ей
стоило, когда Верочка пошла прямо в свою комнату, сказавши, что не хочет
пить чаю, чего
стоило Марье Алексевне ласковым голосом сказать...
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много времени, потому что она все задумывалась: сняла браслет и долго сидела с ним в руке, вынула серьгу — и опять забылась, и много времени прошло, пока она вспомнила, что ведь она страшно устала, что ведь она даже не могла
стоять перед зеркалом, а опустилась в изнеможении на стул, как добрела до своей комнаты, что надобно же поскорее раздеться и лечь, — едва Верочка легла в постель, в комнату вошла Марья Алексевна с подносом, на котором
была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
Впрочем, мы знаем пока только, что это
было натурально со стороны Верочки: она не
стояла на той степени развития, чтобы стараться «побеждать дикарей» и «сделать этого медведя ручным», — да и не до того ей
было: она рада
была, что ее оставляют в покое; она
была разбитый, измученный человек, которому как-то посчастливилось прилечь так, что сломанная рука затихла, и боль в боку не слышна, и который боится пошевельнуться, чтоб не возобновилась прежняя ломота во всех суставах.
В Верочкиной комнате
было два окна, между окон
стоял письменный стол.
— Хорошо, я
буду стоять на коленях. А теперь молчу. Когда исполню наказание,
буду прощен, тогда и
буду говорить.
Вот, как смешно
будет: входят в комнату — ничего не видно, только угарно, и воздух зеленый; испугались: что такое? где Верочка? маменька кричит на папеньку: что ты
стоишь, выбей окно! — выбили окно, и видят: я сижу у туалета и опустила голову на туалет, а лицо закрыла руками.
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь
будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало
быть, и утруждать себя вам
будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги
есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало
быть, это дело всегда
было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег
стоит, а главное, приданое; стало
быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
А если бы мне чего
было мало, мне
стоило бы мужу сказать, да и говорить бы не надобно, он бы сам заметил, что мне нужно больше денег, и
было бы у меня больше денег.
Но устраивалось медленно, и каждая новая мера
стоила очень многих рассуждений, каждый переход
был следствием целого ряда хлопот.
Теперь Вера Павловна, иногда довольно долго, часов до двух, работает, читает, отдыхает от чтения за фортепьяно, — рояль
стоит в ее комнате; рояль недавно куплен, прежде
был абонированный; это
было тоже довольно порядочное веселье, когда
был куплен свой рояль, — ведь это и дешевле.
Идет ему навстречу некто осанистый, моцион делает, да как осанистый, прямо на него, не сторонится; а у Лопухова
было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «что ты за свинья, скотина», готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и
стоит над ним, и говорит: ты не шевелись, а то дальше протащу, где грязь глубже.
Проходили два мужика, заглянули, похвалили; проходил чиновник, заглянул, не похвалил, но сладко улыбнулся; проезжали экипажи, — из них не заглядывали: не
было видно, что лежит в канаве;
постоял Лопухов, опять взял некоего, не в охапку, а за руку, поднял, вывел на шоссе, и говорит: «Ах, милостивый государь, как это вы изволили оступиться?
Лопухов собирался завтра выйти в первый раз из дому, Вера Павловна
была от этого в особенно хорошем расположении духа, радовалась чуть ли не больше, да и наверное больше, чем сам бывший больной. Разговор коснулся болезни, смеялись над нею, восхваляли шутливым тоном супружескую самоотверженность Веры Павловны, чуть — чуть не расстроившей своего здоровья тревогою из — за того, чем не
стоило тревожиться.
Мое положение вот какое: я люблю вино, и передо мною
стоит кубок с очень хорошим вином; но
есть у меня подозрение, что это вино отравлено.
Нет,
есть и у него свои прихоти: вот огромный ящик сигар, который я ему подарила в прошлом году, он еще
стоит цел, ждет своего срока.
Она бросалась в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по комнате, падала в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила к письменному столу, и
стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним в комнату мужа, бросила его да стол, и бросилась в свою комнату, упала в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может
быть, час, и вот звонок — это он, она побежала в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
С четверть часа, а, может
быть, и побольше, Лопухов
стоял перед столом, рассматривая там, внизу, ручку кресел. Оно, хоть удар
был и предвиденный, а все-таки больно; хоть и обдумано, и решено вперед все, что и как надобно сделать после такого письма или восклицания, а все-таки не вдруг соберешься с мыслями. Но собрался же наконец. Пошел в кухню объясняться с Машею...
Итак, Вера Павловна занялась медициною; и в этом, новом у нас деле, она
была одною из первых женщин, которых я знал. После этого она, действительно, стала чувствовать себя другим человеком. У ней
была мысль: «Через несколько лет я уж
буду в самом деле
стоять на своих ногах». Это великая мысль. Полного счастья нет без полной независимости. Бедные женщины, немногие из вас имеют это счастие!
Осталось и разделение комнат на нейтральные и ненейтральные; осталось и правило не входить в ненейтральные комнаты друг к другу без разрешения, осталось и правило не повторять вопрос, если на первый вопрос отвечают «не спрашивай»; осталось и то, что такой ответ заставляет совершенно ничего не думать о сделанном вопросе, забыть его: осталось это потому, что осталась уверенность, что если бы
стоило отвечать, то и не понадобилось бы спрашивать, давно все
было бы сказано без всякого вопроса, а в том, о чем молчат, наверное нет ничего любопытного.
Теперь, видите сами, часто должно пролетать время так, что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно,
стоило порядочных хлопот: надобно
было провести в ее комнату кран от крана и от котла в кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит на эту роскошь, но что ж, это теперь можно
было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется, что еще не соберется взять ванну, как Саша уж входит.
Тысячи статуй в этих храмах и повсюду в городе, — статуи, из которых одной
было бы довольно, чтобы сделать музей, где
стояла бы она, первым музеем целого мира.
Вот почему до меня и мужчина не знал полного счастья любви; того, что он чувствовал до меня, не
стоило называть счастьем, это
было только минутное опьянение.
Теперь нет такой; нет, уж
есть один намек на нее, — дворец, который
стоит на Сайденгамском холме: чугун и стекло, чугун и стекло — только.
— Да ведь я тогда думал, что надену сюртук на другой день, то
есть третьего дня; а третьего дня думал, что надену вчера, вчера — что ныне. Думал, не
стоит тревожить вас.