Неточные совпадения
Словом, Сторешников с каждым днем все тверже думал жениться,
и через неделю, когда Марья Алексевна, в воскресенье, вернувшись от поздней обедни, сидела
и обдумывала, как ловить его, он сам явился с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты, он
мог говорить только с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая мать,
должна узнать мнение дочери
и просит пожаловать за ответом завтра поутру.
Как только она позвала Верочку к папеньке
и маменьке, тотчас же побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не
могла взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то
должна знать, что Анна Петровна знает»,
и пошла сообщить барыне.
Но она, как чаще всего случается, не успокоивалась, а только удерживалась от исполнения того, что
могло доставить отраду ее концу; сама она видела, что ей недолго жить,
и чувства ее определялись этою мыслью, но медик уверял ее, что она еще
должна беречь себя; она зала, что
должна верить ему больше, чем себе, потому слушалась
и не отыскивала Кирсанова.
— Нет. Именно я потому
и выбран, что всякий другой на моем месте отдал бы. Она не
может остаться в ваших руках, потому что, по чрезвычайной важности ее содержания, характер которого мы определили, она не
должна остаться ни в чьих руках. А вы захотели бы сохранить ее, если б я отдал ее. Потому, чтобы не быть принуждену отнимать ее у вас силою, я вам не отдам ее, а только покажу. Но я покажу ее только тогда, когда вы сядете, сложите на колена ваши руки
и дадите слово не поднимать их.
И она
должна была лечь спать:
и странно, как
могла она уснуть?
И вот
должна явиться перед ним женщина, которую все считают виновной в страшных преступлениях: она
должна умереть, губительница Афин, каждый из судей уже решил это в душе; является перед ними Аспазия, эта обвиненная,
и они все падают перед нею на землю
и говорят: «Ты не
можешь быть судима, ты слишком прекрасна!» Это ли не царство красоты?
— Вам не угодно отвечать. Я не имею права продолжать расспросов. Но я
могу просить у вас дозволения рассказать вам о себе самом то, что
может послужить к увеличению доверия между нами? Да? благодарю вас. От чего бы то ни было, но вы страдаете? Я также. Я страстно люблю женщину, которая даже не знает
и никогда не
должна узнать, что я люблю ее. Жалеете ли вы меня?
Он впервые живо представил себе ее личную жизнь, ее мысли, ее желания, и мысль, что у нее
может и должна быть своя особенная жизнь, показалась ему так страшна, что он поспешил отогнать ее.
Ему пришла в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит в самой жизни, как лежат в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука
может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Марксисты переоценивают народническую идею о том, что Россия
может и должна миновать период капиталистического развития, они — за развитие капитализма в России, и не потому, что капитализм сам по себе — благо, а потому, что развитие капитализма способствует развитию рабочего класса, который и будет единственным в России революционным классом.
Неточные совпадения
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты
должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не
мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью
и с тобою.
Когда графиня Нордстон позволила себе намекнуть о том, что она желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась
и так убедительно доказала, что лучше Левина ничего не
может быть на свете, что графиня Нордстон
должна была признать это
и в присутствии Кити без улыбки восхищения уже не встречала Левина.
Она только что пыталась сделать то, что пыталась сделать уже десятый раз в эти три дня: отобрать детские
и свои вещи, которые она увезет к матери, —
и опять не
могла на это решиться; но
и теперь, как в прежние раза, она говорила себе, что это не
может так остаться, что она
должна предпринять что-нибудь, наказать, осрамить его, отомстить ему хоть малою частью той боли, которую он ей сделал.
Семья не
может быть разрушена по капризу, произволу или даже по преступлению одного из супругов,
и наша жизнь
должна итти, как она шла прежде.
Она говорила себе: «Нет, теперь я не
могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало; каждый paз, как являлась ей мысль о том, что она сделала,
и что с ней будет,
и что она
должна сделать, на нее находил ужас,
и она отгоняла от себя эти мысли.