— Скоро? Нет, мой милый. Ах какие долгие стали дни! В другое время, кажется, успел бы целый
месяц пройти, пока шли эти три дня. До свиданья, мой миленький, нам ведь не надобно долго говорить, — ведь мы хитрые, — да? — До свиданья. Ах, еще 66 дней мне осталось сидеть в подвале!
Неточные совпадения
Так
прошло три — четыре
месяца.
Прошло три
месяца после того, как Верочка вырвалась из подвала.
Два
месяца. Как это, в одну минуту,
прошли два
месяца? Сидит офицер. На столе перед офицером бутылка. На коленях у офицера она, Верочка.
Две — три недели его тянуло тогда к Лопуховым, но и в это время было больше удовольствия от сознания своей твердости в борьбе, чем боли от лишения, а через
месяц боль вовсе
прошла, и осталось одно довольство своею честностью.
Надобность в дежурстве
прошла. Для соблюдения благовидности, чтобы не делать крутого перерыва, возбуждающего внимание, Кирсанову нужно было еще два — три раза навестить Лопуховых на — днях, потом через неделю, потом через
месяц, потом через полгода. Затем удаление будет достаточно объясняться занятиями.
А в эту неделю уж наполовину заглушено развитие страсти; через
месяц все
пройдет.
Вот я так и жила.
Прошло месяца три, и много уже отдохнула я в это время, потому что жизнь моя уже была спокойная, и хоть я совестилась по причине денег, но дурной девушкою себя уж не считала.
Прошло месяца четыре. Заботы о Крюковой, потом воспоминания о ней обманули Кирсанова: ему казалось, что теперь он безопасен от мыслей о Вере Павловне: он не избегал ее, когда она, навещая Крюкову, встречалась и говорила с ним, «потом, когда она старалась развлечь его. Пока он грустит, оно и точно, в его сознательных чувствах к Вере Павловне не было ничего, кроме дружеской признательности за ее участие.
Вот таким-то образом
прошло месяца три и побольше.
Так
прошел месяц, может быть, несколько и побольше, и если бы кто сосчитал, тот нашел бы, что в этот
месяц ни на волос не уменьшилась его короткость с Лопуховыми, но вчетверо уменьшилось время, которое проводит он у них, а в этом времени наполовину уменьшилась пропорция времени, которое проводит он с Верою Павловною. Еще какой-нибудь
месяц, и при всей неизменности дружбы, друзья будут мало видеться, — и дело будет в шляпе.
Проходит месяц. Вера Павловна нежится после обеда на своем широком, маленьком, мягком диванчике в комнате своей и мужа, то есть в кабинете мужа. Он присел на диванчик, а она обняла его, прилегла головой к его груди, но она задумывается; он целует ее, но не
проходит задумчивость ее, и на глазах чуть ли не готовы навернуться слезы.
Когда
прошло несколько
месяцев без всяких слухов о нем, люди, знавшие о нем что-нибудь, кроме известного всем, перестали скрывать вещи, о которых по его просьбе молчали, пока он жил между нами.
Когда
прошло месяца три — четыре после того, как он пропал из Москвы, и не приходило никаких слухов о нем, мы все предположили, что он отправился путешествовать по Европе.
Но все-таки много работы, и Вера Павловна устала ныне, как уставала и вчера, и третьего дня, как уставала уж
месяца два, только еще два
месяца, хотя уже больше полгода
прошло со времени второго замужества; что ж, надобно же было сделать себе свадебный праздник, и она праздновала долго.
— Ого, вы кусаетесь? Нет, право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась с ним года два тому назад, в Нижнем, он там не привился. Город меркантильный и ежегодно полтора
месяца сходит с ума: все купцы, купцы, эдакие огромные, ярмарка, женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он, знаете, в ресторанах философствовал за угощение…
Неточные совпадения
«Куда?..» — переглянулися // Тут наши мужики, // Стоят, молчат, потупились… // Уж ночь давно
сошла, // Зажглися звезды частые // В высоких небесах, // Всплыл
месяц, тени черные // Дорогу перерезали // Ретивым ходокам. // Ой тени! тени черные! // Кого вы не нагоните? // Кого не перегоните? // Вас только, тени черные, // Нельзя поймать — обнять!
Но
проходил месяц,
проходил другой — резолюции не было.
Не
прошло месяца, как уже шерсть, которою обросли глуповцы, вылиняла вся без остатка, и глуповцы начали стыдиться наготы.
Но
прошла неделя, другая, третья, и в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости, заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение
месяца не было ни слова о книге.
Но
прошло три
месяца, и он не стал к этому равнодушен, и ему так же, как и в первые дни, было больно вспоминать об этом.