Неточные совпадения
Я еду в Москву, там осмотрюсь, узнаю, в
каком из провинциальных городов вернее
можно рассчитывать на уроки.
— Милое дитя мое, — сказала Жюли, вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная женщина. Но чтобы мне знать,
как говорить с вами, прошу вас, расскажите,
как и зачем вы были вчера в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами
можно говорить, вы имеете характер, — и в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.
Сторешников слышал и видел, что богатые молодые люди приобретают себе хорошеньких небогатых девушек в любовницы, — ну, он и добивался сделать Верочку своею любовницею: другого слова не приходило ему в голову; услышал он другое слово: «
можно жениться», — ну, и стал думать на тему «жена»,
как прежде думал на тему «любовница».
—
Как же это
можно? Что же мы ему скажем завтра? — говорил отец.
С
какою степенью строгости исполняют они эту высокую решимость, зависит, конечно, оттого,
как устраивается их домашняя жизнь: если не нужно для близких им, они так и не начинают заниматься практикою, то есть оставляют себя почти в нищете; но если заставляет семейная необходимость, то обзаводятся практикою настолько, насколько нужно для семейства, то есть в очень небольшом размере, и лечат лишь людей, которые действительно больны и которых действительно
можно лечить при нынешнем еще жалком положении науки, тo есть больных, вовсе невыгодных.
Какой умный, основательный,
можно сказать, благородный молодой человек!
«
Как отлично устроится, если это будет так, — думал Лопухов по дороге к ней: — через два, много через два с половиною года, я буду иметь кафедру. Тогда
можно будет жить. А пока она проживет спокойно у Б., — если только Б. действительно хорошая женщина, — да в этом нельзя и сомневаться».
— Да, это дело очень серьезное, мсье Лопухов. Уехать из дома против воли родных, — это, конечно, уже значит вызывать сильную ссору. Но это,
как я вам говорила, было бы еще ничего. Если бы она бежала только от грубости и тиранства их, с ними было бы
можно уладить так или иначе, — в крайнем случае, несколько лишних денег, и они удовлетворены. Это ничего. Но… такая мать навязывает ей жениха; значит, жених богатый, очень выгодный.
— Что это вы, батюшка? Дмитрий Сергеич,
как это
можно с родными ссориться? Я об вас, батюшка, не так думала.
—
Как мы довольны вами, Дмитрий Сергеич, — говорит Марья Алексевна по окончании обеда; — уж
как довольны! у нас же да нас же угостили; — вот уж,
можно сказать, праздник сделали! — Глаза ее смотрят уже более приятно, нежели бодро.
— А вот
как, Верочка. Теперь уж конец апреля. В начале июля кончатся мои работы по Академии, — их надо кончить, чтобы
можно было нам жить. Тогда ты и уйдешь из подвала. Только месяца три потерпи еще, даже меньше. Ты уйдешь. Я получу должность врача. Жалованье небольшое; но так и быть, буду иметь несколько практики, — насколько будет необходимо, — и будем жить.
— Нашел чему приравнять! Между братом да сестрой никакой церемонности нет, а у них
как? Он встанет, пальто наденет и сидит, ждет, покуда самовар принесешь. Сделает чай, кликнет ее, она тоже уж одета выходит.
Какие тут брат с сестрой? А ты так скажи: вот бывает тоже, что небогатые люди, по бедности, живут два семейства в одной квартире, — вот этому
можно приравнять.
— Вот мы теперь хорошо знаем друг друга, — начала она, — я могу про вас сказать, что вы и хорошие работницы, и хорошие девушки. А вы про меня не скажете, чтобы я была какая-нибудь дура. Значит,
можно мне теперь поговорить с вами откровенно,
какие у меня мысли. Если вам представится что-нибудь странно в них, так вы теперь уже подумаете об этом хорошенько, а не скажете с первого же раза, что у меня мысли пустые, потому что знаете меня
как женщину не какую-нибудь пустую. Вот
какие мои мысли.
У ней есть мечта иметь свою корову; что ж, если дела пойдут,
как шли, это
можно будет сделать через год.
Вот я тебе покажу людей!» Во мгновение ока дама взвизгнула и упала в обморок, а Nicolas постиг, что не может пошевельнуть руками, которые притиснуты к его бокам,
как железным поясом, и что притиснуты они правою рукою Кирсанова, и постиг, что левая рука Кирсанова, дернувши его за вихор, уже держит его за горло и что Кирсанов говорит: «посмотри,
как легко мне тебя задушить» — и давнул горло; и Nicolas постиг, что задушить точно легко, и рука уже отпустила горло,
можно дышать, только все держится за горло.
Каждый из них — человек отважный, не колеблющийся, не отступающий, умеющий взяться за дело, и если возьмется, то уже крепко хватающийся за него, так что оно не выскользнет из рук: это одна сторона их свойств: с другой стороны, каждый из них человек безукоризненной честности, такой, что даже и не приходит в голову вопрос: «
можно ли положиться на этого человека во всем безусловно?» Это ясно,
как то, что он дышит грудью; пока дышит эта грудь, она горяча и неизменна, — смело кладите на нее свою голову, на ней
можно отдохнуть.
А это разумеется, что когда такую любовь чувствуешь,
как же
можно на кого-нибудь и смотреть, кроме того, кого любишь.
То, знаете, кровь кипит, тревожно что-то, и в сладком чувстве есть
как будто какое-то мученье, так что даже тяжело это, хотя нечего и говорить,
какое это блаженство, что за такую минуту
можно, кажется, жизнью пожертвовать, — да и жертвуют, Вера Павловна; значит, большое блаженство, а все не то, совсем не то.
Только убивать что-нибудь
можно этим средством,
как ты и делал над собою, а делать живое — нельзя, — Лопухов расчувствовался от слов Кирсанова: «но о чем я думаю, то мне знать».
Это будет похвала Лопухову, это будет прославление счастья Веры Павловны с Лопуховым; конечно, это
можно было сказать, не думая ровно ни о ком, кроме Мерцаловых, а если предположить, что он думал и о Мерцаловых, и вместе о Лопуховых, тогда это, значит, сказано прямо для Веры Павловны, с
какою же целью это сказано?
А главное в том, что он порядком установился у фирмы,
как человек дельный и оборотливый, и постепенно забрал дела в свои руки, так что заключение рассказа и главная вкусность в нем для Лопухова вышло вот что: он получает место помощника управляющего заводом, управляющий будет только почетное лицо, из товарищей фирмы, с почетным жалованьем; а управлять будет он; товарищ фирмы только на этом условии и взял место управляющего, «я, говорит, не могу, куда мне», — да вы только место занимайте, чтобы сидел на нем честный человек, а в дело нечего вам мешаться, я буду делать», — «а если так, то
можно, возьму место», но ведь и не в этом важность, что власть, а в том, что он получает 3500 руб. жалованья, почти на 1000 руб. больше, чем прежде получал всего и от случайной черной литературной работы, и от уроков, и от прежнего места на заводе, стало быть, теперь
можно бросить все, кроме завода, — и превосходно.
Года через два после того,
как мы видим его сидящим в кабинете Кирсанова за ньютоновым толкованием на «Апокалипсис», он уехал из Петербурга, сказавши Кирсанову и еще двум — трем самым близким друзьям, что ему здесь нечего делать больше, что он сделал все, что мог, что больше делать
можно будет только года через три, что эти три года теперь у него свободны, что он думает воспользоваться ими,
как ему кажется нужно для будущей деятельности.
Тогда-то узнал наш кружок и то, что у него были стипендиаты, узнал большую часть из того о его личных отношениях, что я рассказал, узнал множество историй, далеко, впрочем, не разъяснявших всего, даже ничего не разъяснявших, а только делавших Рахметова лицом еще более загадочным для всего кружка, историй, изумлявших своею странностью или совершенно противоречивших тому понятию,
какое кружок имел. о нем,
как о человеке, совершенно черством для личных чувств, не имевшем, если
можно так выразиться, личного сердца, которое билось бы ощущениями личной жизни.
— «
Как это
можно, Вера Павловна».
Теперь, видите сами, часто должно пролетать время так, что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно, стоило порядочных хлопот: надобно было провести в ее комнату кран от крана и от котла в кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит на эту роскошь, но что ж, это теперь
можно было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется, что еще не соберется взять ванну,
как Саша уж входит.
Но вот что я хотела сказать, Саша: он изображает очень хорошо и сильно, судя по этому,
можно сказать, что тогда не знали той неги любви,
как теперь, любовь тогда не чувствовалась так сильно, хоть и говорят, что это была эпоха самого полного наслажденья любовью.
Эти домы, не роскошные снаружи, —
какое богатство изящества и высокого уменья наслаждаться показывают они внутри: на каждую вещь из мебели и посуды
можно залюбоваться.
Другие, не так давно поступившие в мастерскую, были менее развиты, но все-таки с каждою из них
можно было говорить,
как с девушкою, уже имеющею некоторое образование.
— Да написали бы,
как же
можно?
Дальше, дети, глупость; и это, пожалуй, глупость;
можно, дети, и влюбляться
можно, и жениться
можно, только с разбором, и без обмана, без обмана, дети. Я вам спою про себя,
как я выходила замуж, романс старый, но ведь и я старуха. Я сижу на балконе, в нашем замке Дальтоне, ведь я шотландка, такая беленькая, белокурая; подле лес и река Брингал; к балкону, конечно, тайком, подходит мой жених; он бедный, а я богатая, дочь барона, лорда; но я его очень люблю, и я ему пою...