Неточные совпадения
Дом и тогда был, как теперь, большой,
с двумя воротами и четырьмя подъездами по улице,
с тремя дворами в глубину. На самой парадной из лестниц на улицу, в бель — этаже,
жила в 1852 году, как и теперь
живет, хозяйка
с сыном. Анна Петровна и теперь осталась, как тогда была, дама видная. Михаил Иванович теперь видный офицер и тогда был видный и красивый офицер.
Кто теперь
живет на самой грязной из бесчисленных черных лестниц первого двора, в 4-м этаже, в квартире направо, я не знаю; а в 1852 году
жил тут управляющий домом, Павел Константиныч Розальский, плотный, тоже видный мужчина,
с женою Марьею Алексевною, худощавою, крепкою, высокого роста дамою,
с дочерью, взрослою девицею — она-то и есть Вера Павловна — и 9–летним сыном Федею.
Ты не помнишь, как мы
с твоим отцом
жили, когда он еще не был управляющим!
Боже мой,
с кем я принуждена
жить в обществе!
— Ну, я этому очень рада, что мы можем остаться
с вами в дружбе. Я награжу вас за это. Теперь же готова наградить. По парадной лестнице, где
живет портной, квартира во 2-м этаже ведь свободна?
Девушка начинала тем, что не пойдет за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь, что из двух зол — такого мужа и такого семейства, как ее родное, муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала, что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму, то есть женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась
с пошлостью и,
живя на земле, только коптит небо.
А век не
проживешь ни одинокою, ни одиноким, не зачахнувши, — вот они и чахли или примирялись
с пошлостью.
Отец его, рязанский мещанин,
жил, по мещанскому званию, достаточно, то есть его семейство имело щи
с мясом не по одним воскресеньям, и даже пило чай каждый день.
Когда он был в третьем курсе, дела его стали поправляться: помощник квартального надзирателя предложил ему уроки, потом стали находиться другие уроки, и вот уже два года перестал нуждаться и больше года
жил на одной квартире, но не в одной, а в двух разных комнатах, — значит, не бедно, —
с другим таким же счастливцем Кирсановым.
Мы
с отцом видели, что медики
живут гораздо лучше канцелярских чиновников и столоначальников, выше которых не подняться бы мне.
Племянник, вместо того чтобы приезжать, приходил, всматривался в людей и, разумеется, большею частию оставался недоволен обстановкою: в одном семействе слишком надменны; в другом — мать семейства хороша, отец дурак, в третьем наоборот, и т. д., в иных и можно бы
жить, да условия невозможные для Верочки; или надобно говорить по — английски, — она не говорит; или хотят иметь собственно не гувернантку, а няньку, или люди всем хороши, кроме того, что сами бедны, и в квартире нет помещения для гувернантки, кроме детской,
с двумя большими детьми, двумя малютками, нянькою и кормилицею.
— Нынче поутру Кирсанов дал мне адрес дамы, которая назначила мне завтра быть у нее. Я лично незнаком
с нею, но очень много слышал о ней от нашего общего знакомого, который и был посредником. Мужа ее знаю я сам, — мы виделись у этого моего знакомого много раз. Судя по всему этому, я уверен, что в ее семействе можно
жить. А она, когда давала адрес моему знакомому, для передачи мне, сказала, что уверена, что сойдется со мною в условиях. Стало быть, мой друг, дело можно считать почти совершенно конченным.
«Как отлично устроится, если это будет так, — думал Лопухов по дороге к ней: — через два, много через два
с половиною года, я буду иметь кафедру. Тогда можно будет
жить. А пока она
проживет спокойно у Б., — если только Б. действительно хорошая женщина, — да в этом нельзя и сомневаться».
— Все основано на деньгах, говорите вы, Дмитрий Сергеич; у кого деньги, у того власть и право, говорят ваши книги; значит, пока женщина
живет на счет мужчины, она в зависимости от него, — так —
с, Дмитрий Сергеич?
— Прекрасное начало. Так запугана моим деспотизмом, что хочет сделать мужа куклою. И как же нам
с ним не видеться, когда мы
живем вместе?
— Да
с чего ты это взяла, Верочка? Ссориться мы ни разу не ссорились.
Живем почти врознь, дружны, это правда, но что ж из этого?
Ты не хотел мне сказать, как мы
с тобой будем
жить, а сам все рассказал!
— А вот на дороге все расскажу, поедем. Приехали, прошли по длинным коридорам к церкви, отыскали сторожа, послали к Мерцалову; Мерцалов
жил в том же доме
с бесконечными коридорами.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что
с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, —
с одной стороны, а
с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже
с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться
с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка
живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться
с дочерью, не огорчаясь.
— Нашел чему приравнять! Между братом да сестрой никакой церемонности нет, а у них как? Он встанет, пальто наденет и сидит, ждет, покуда самовар принесешь. Сделает чай, кликнет ее, она тоже уж одета выходит. Какие тут брат
с сестрой? А ты так скажи: вот бывает тоже, что небогатые люди, по бедности,
живут два семейства в одной квартире, — вот этому можно приравнять.
— Данилыч, а ведь я ее спросила про ихнее заведенье. Вы, говорю, не рассердитесь, что я вас спрошу: вы какой веры будете? — Обыкновенно какой, русской, говорит. — А супружник ваш? — Тоже, говорит, русской. — А секты никакой не изволите содержать? — Никакой, говорит: а вам почему так вздумалось? — Да вот почему, сударыня, барыней ли, барышней ли, не знаю, как вас назвать: вы
с муженьком-то
живете ли? — засмеялась;
живем, говорит.
— Засмеялась:
живем, говорит. Так отчего же у вас заведенье такое, что вы неодетая не видите его, точно вы
с ним не
живете? — Да это, говорит, для того, что зачем же растрепанной показываться? а секты тут никакой нет. — Так что же такое? говорю. — А для того, говорит, что так-то любви больше, и размолвок нет.
В азарт она не приходила, а впадала больше буколическое настроение,
с восторгом вникая во все подробности бедноватого быта Лопуховых и находя, что именно так следует
жить, что иначе нельзя
жить, что только в скромной обстановке возможно истинное счастье, и даже объявила Сержу, что они
с ним отправятся
жить в Швейцарию, поселятся в маленьком домике среди полей и гор, на берегу озера, будут любить друг друга, удить рыбу, ухаживать за своим огородом...
«Как у меня доставало силы
жить в таких гадких стеснениях? Как я могла дышать в этом подвале? И не только
жила, даже осталась здорова. Это удивительно, непостижимо. Как я могла тут вырасти
с любовью к добру? Непонятно, невероятно», думала Вера Павловна, возвращаясь домой, и чувствовала себя отдыхающей после удушья.
Мы
с мужем
живем, как вы знаете, без нужды: люди не богатые, но всего у нас довольно.
По этим родственным отношениям три девушки не могли поселиться на общей квартире: у одной мать была неуживчивого характера; у другой мать была чиновница и не хотела
жить вместе
с мужичками, у третьей отец был пьяница.
— Нет, Вера Павловна, у меня другое чувство. Я вам хочу сказать, какой он добрый; мне хочется, чтобы кто-нибудь знал, как я ему обязана, а кому сказать кроме вас? Мне это будет облегчение. Какую жизнь я вела, об этом, разумеется, нечего говорить, — она у всех таких бедных одинакая. Я хочу сказать только о том, как я
с ним познакомилась. Об нем так приятно говорить мне; и ведь я переезжаю к нему
жить, — надобно же вам знать, почему я бросаю мастерскую.
Чувствую: не могу я делать того, чем
жила; зарежьте меня,
с голоду буду умирать, не стану делать.
Они
с Кирсановым
прожили около двух лет.
Жить с Кирсановым значило бы Крюковой обрекать себя на скорую смерть.
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так
прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было
с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
После обеда мы долго говорили
с Д. о том, как мы будем
жить.
— Верочка, — начал он через неделю: — мы
с тобою
живем, исполняя старое поверье, что сапожник всегда без сапог, платье на портном сидит дурно.
Если бы мы стали
жить с кем-нибудь, мы и те, кто стал бы
с нами
жить, стали бы сберегать почти половину своих расходов.
Как он распорядился
с душами и
с 5 500 десятин земли, это не было известно никому, не было известно и то, что за собою оставил он 1 500 десятин, да не было известно и вообще то, что ом помещик и что, отдавая в аренду оставленную за собою долю земли, он имеет все-таки еще до 3 000 р. дохода, этого никто не знал, пока он
жил между нами.
Он принял боксерскую диэту: стал кормить себя — именно кормить себя — исключительно вещами, имеющими репутацию укреплять физическую силу, больше всего бифштексом, почти сырым, и
с тех пор всегда
жил так.
А я вспомнил и больше: в то лето, три — четыре раза, в разговорах со мною, он, через несколько времени после первого нашего разговора, полюбил меня за то, что я смеялся (наедине
с ним) над ним, и в ответ на мои насмешки вырывались у него такого рода слова: «да, жалейте меня, вы правы, жалейте: ведь и я тоже не отвлеченная идея, а человек, которому хотелось бы
жить.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения,
жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился
с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Кроме Москвы, где, по множеству дел, мне надобно
прожить с неделю, я должен побывать в двух городах перед Москвою, в трех местах за Москвою, прежде чем попаду в Рязань.
Сколько времени где я
проживу, когда буду где, — этого нельзя определить, уж и по одному тому, что в числе других дел мне надобно получить деньги
с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь, милый друг мой» — да, это было в письме: «милый мой друг», несколько раз было, чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «милый мой друг», — да, было так: — «милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько часов.
Она, конечно, нисколько не беспокоится, не могло же ничего случиться
с ним; но, значит, как же он долго был задержан интересным субъектом! и что этот бедный интересный субъект,
жив ли он теперь, удалось ли Саше спасти его?
Если бы она попрежнему
жила больше одна, думала одна, вероятно, не так скоро прояснилось бы это; но ведь теперь она постоянно
с мужем, они все думают вместе, и мысль о нем примешана ко всем ее мыслям.
Значит, женщина
проживает три
с половиною срока своего полного развития так же легко, как мужчина почти только два
с половиною срока.
Хороший секрет, славно им пользоваться, и не мудрено, только надобно иметь для этого чистое сердце и честную душу, да нынешнее понятие о правах человека, уважение к свободе того,
с кем
живешь.
«Будто мой аппетит ослабевает, будто мой вкус тупеет оттого, что я не голодаю, а каждый день обедаю без помехи и хорошо. Напротив, мой вкус развивается оттого, что мой стол хорош. А аппетит я потеряю только вместе
с жизнью, без него нельзя
жить» (это уж грубый материализм, замечаю я вместе
с проницательным читателем).
Каждый
живи, как хочешь; только огромнейшее большинство, 99 человек из 100,
живут так, как мы
с сестрою показываем тебе, потому что это им приятнее и выгоднее.
Вера Павловна занималась делами, иногда подходила ко мне, а я говорила
с девушками, и таким образом мы дождались обеда. Он состоит, по будням, из трех блюд. В тот день был рисовый суп, разварная рыба и телятина. После обеда на столе явились чай и кофе. Обед был настолько хорош, что я поела со вкусом и не почла бы большим лишением
жить на таком обеде.
На самом деле, выгода больше: возьмем в пример квартиру; если б эти комнаты отдавать в наем углами, тут
жило бы: в 17 комнатах
с 2 окнами по 3 и по 4 человека, — всего, положим, 55 человек; в 2 комнатах
с 3 окнами по б человек и в 2
с 4 окнами по 9 человек, 12 и 18, всего 30 человек, и 55 в маленьких комнатах, — в целой квартире 85 человек; каждый платил бы по З р. 50 к. в месяц, это значит 42 р. в год; итак, мелкие хозяева, промышляющие отдачею углов внаймы, берут за такое помещение — 42 руб, на 85, — 3 570 руб.
То есть нищий перед недавним; но так, без сравнения
с недавним, он
жил хорошо: у него осталась доля в каком-то стеариновом заводе, и он, не вешая носа, сделался управляющим этого завода
с хорошим жалованьем.