— Все основано на деньгах, говорите вы, Дмитрий Сергеич; у кого деньги, у того власть и право, говорят ваши книги; значит, пока
женщина живет на счет мужчины, она в зависимости от него, — так — с, Дмитрий Сергеич?
Неточные совпадения
Но
женщина, которая столько
жила, как я, — и как
жила, мсье Сторешни́к! я теперь святая, схимница перед тем, что была, — такая
женщина не может сохранить бюста!
— Гнусные люди! гадкие люди! я была два года уличною
женщиной в Париже, я полгода
жила в доме, где собирались воры, я и там не встречала троих таких низких людей вместе!
Не тем я развращена, за что называют
женщину погибшей, не тем, что было со мною, что я терпела, от чего страдала, не тем я развращена, что тело мое было предано поруганью, а тем, что я привыкла к праздности, к роскоши, не в силах
жить сама собою, нуждаюсь в других, угождаю, делаю то, чего не хочу — вот это разврат!
Девушка начинала тем, что не пойдет за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь, что из двух зол — такого мужа и такого семейства, как ее родное, муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала, что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму, то есть
женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась с пошлостью и,
живя на земле, только коптит небо.
«Как отлично устроится, если это будет так, — думал Лопухов по дороге к ней: — через два, много через два с половиною года, я буду иметь кафедру. Тогда можно будет
жить. А пока она
проживет спокойно у Б., — если только Б. действительно хорошая
женщина, — да в этом нельзя и сомневаться».
Пока актриса оставалась на сцене, Крюковой было очень хорошо
жить у ней: актриса была
женщина деликатная, Крюкова дорожила своим местом — другое такое трудно было бы найти, — за то, что не имеет неприятностей от госпожи, Крюкова привязалась и к ней; актриса, увидев это, стала еще добрее.
— Моя милая, ангел мой, всему своя пора. И то, как мы прежде
жили с тобою — любовь; и то, как теперь
живем, — любовь; одним нужна одна, другим — другая любовь: тебе прежде было довольно одной, теперь нужна другая. Да, ты теперь стала
женщиной, мой друг, и что прежде было не нужно тебе, стало нужно теперь.
Предположу, что этот человек —
женщина; предположу, опять-таки в смысле отвлеченной гипотезы, что это положение, в котором ему привольно
жить, — замужество; предположу, что он доволен этим положением, и говорю: при таких данных, по этой отвлеченной гипотезе, кто имеет право подвергать этого человека риску потерять хорошее, которым он доволен, чтобы посмотреть, не удастся ли этому человеку приобрести лучшее, без которого ему легко обойтись?
Шел разговор о богатстве, и Катерине Васильевне показалось, что Соловцов слишком занят мыслями о богатстве; шел разговор о
женщинах, — ей показалось, что Соловцов говорит о них слишком легко; шел разговор о семейной жизни, — она напрасно усиливалась выгнать из мысли впечатление, что, может быть, жене было бы холодно и тяжело
жить с таким мужем.
— Фу, какое недоразумение! Мы с вами совсем удалились от темы. Письмо, которое я вам показал, писано сто лет тому назад, и эта
женщина живет теперь где-то далеко, кажется, в Закавказье… Итак, на чем же мы остановились?
Неточные совпадения
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая
женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей
живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Она вспомнила, как она рассказала почти признание, которое ей сделал в Петербурге молодой подчиненный ее мужа, и как Алексей Александрович ответил, что,
живя в свете, всякая
женщина может подвергнуться этому, но что он доверяется вполне ее такту и никогда не позволит себе унизить ее и себя до ревности.
«Варвара Андреевна, когда я был еще очень молод, я составил себе идеал
женщины, которую я полюблю и которую я буду счастлив назвать своею женой. Я
прожил длинную жизнь и теперь в первый раз встретил в вас то, чего искал. Я люблю вас и предлагаю вам руку».
— Нет, — перебила его графиня Лидия Ивановна. — Есть предел всему. Я понимаю безнравственность, — не совсем искренно сказала она, так как она никогда не могла понять того, что приводит
женщин к безнравственности, — но я не понимаю жестокости, к кому же? к вам! Как оставаться в том городе, где вы? Нет, век
живи, век учись. И я учусь понимать вашу высоту и ее низость.
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать человеку проститься с тою
женщиной, которую он любит, для которой хотел погибнуть и погубить себя и которая не может
жить без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими
жилами, которые медленно потирали одна другую.