Неточные совпадения
Я продаю
свои вещи; на эти деньги я могу прожить несколько
времени, — где?
в Твери,
в Нижнем, я не знаю, все равно.
Действительно, все
время, как они всходили по лестнице, Марья Алексевна молчала, — а чего ей это стоило! и опять, чего ей стоило, когда Верочка пошла прямо
в свою комнату, сказавши, что не хочет пить чаю, чего стоило Марье Алексевне ласковым голосом сказать...
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много
времени, потому что она все задумывалась: сняла браслет и долго сидела с ним
в руке, вынула серьгу — и опять забылась, и много
времени прошло, пока она вспомнила, что ведь она страшно устала, что ведь она даже не могла стоять перед зеркалом, а опустилась
в изнеможении на стул, как добрела до
своей комнаты, что надобно же поскорее раздеться и лечь, — едва Верочка легла
в постель,
в комнату вошла Марья Алексевна с подносом, на котором была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
В то
время как она, расстроенная огорчением от дочери и
в расстройстве налившая много рому
в свой пунш, уже давно храпела, Михаил Иваныч Сторешников ужинал
в каком-то моднейшем ресторане с другими кавалерами, приходившими
в ложу.
В компании было еще четвертое лицо, — француженка, приехавшая с офицером. Ужин приближался к концу.
— Жюли, это сказал не Карасен, — и лучше зови его: Карамзин, — Карамзин был историк, да и то не русский, а татарский, — вот тебе новое доказательство разнообразия наших типов. О ножках сказал Пушкин, — его стихи были хороши для
своего времени, но теперь потеряли большую часть
своей цены. Кстати, эскимосы живут
в Америке, а наши дикари, которые пьют оленью кровь, называются самоеды.
— Так было, ваше превосходительство, что Михаил Иванович выразили
свое намерение моей жене, а жена сказала им, что я вам, Михаил Иванович, ничего не скажу до завтрего утра, а мы с женою были намерены, ваше превосходительство, явиться к вам и доложить обо всем, потому что как
в теперешнее позднее
время не осмеливались тревожить ваше превосходительство. А когда Михаил Иванович ушли, мы сказали Верочке, и она говорит: я с вами, папенька и маменька, совершенно согласна, что нам об этом думать не следует.
По денежным
своим делам Лопухов принадлежал к тому очень малому меньшинству медицинских вольнослушающих, то есть не живущих на казенном содержании, студентов, которое не голодает и не холодает. Как и чем живет огромное большинство их — это богу, конечно, известно, а людям непостижимо. Но наш рассказ не хочет заниматься людьми, нуждающимися
в съестном продовольствии; потому он упомянет лишь
в двух — трех словах о
времени, когда Лопухов находился
в таком неприличном состоянии.
Она настаивала, чтобы вечера вовсе не было, но вечер устроился, маленький, без выставки, стало быть, неотяготительный для нее, и она, — чего никак не ожидала, — забыла
свое горе:
в эти годы горевать так не хочется, бегать, хохотать и веселиться так хочется, что малейшая возможность забыть заставляет забыть на
время горе.
Через два дня учитель пришел на урок. Подали самовар, — это всегда приходилось во
время урока. Марья Алексевна вышла
в комнату, где учитель занимался с Федею; прежде звала Федю Матрена: учитель хотел остаться на
своем месте, потому что ведь он не пьет чаю, и просмотрит
в это
время федину тетрадь, но Марья Алексевна просила его пожаловать посидеть с ними, ей нужно поговорить с ним. Он пошел, сел за чайный стол.
В последнее
время Лопухову некогда было видеться с
своими академическими знакомыми. Кирсанов, продолжавший видеться с ними, на вопросы о Лопухове отвечал, что у него, между прочим, вот какая забота, и один из их общих приятелей, как мы знаем, дал ему адрес дамы, к которой теперь отправлялся Лопухов.
Дамы по
временам и вслушивались
в эти учености, говорившиеся так просто, будто и не учености, и вмешивались
в них
своими вопросами, а больше — больше, разумеется, не слушали, даже обрызгали водою Лопухова и Алексея Петровича, когда они уже очень восхитились великою важностью минерального удобрения; но Алексей Петрович и Лопухов толковали о
своих ученостях непоколебимо.
Было бы слишком длинно и сухо говорить о других сторонах порядка мастерской так же подробно, как о разделе и употреблении прибыли; о многом придется вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что мастерская завела
свое агентство продажи готовых вещей, работанных во
время, не занятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но вошла
в сделку с одною из лавок Гостиного двора, завела маленькую лавочку
в Толкучем рынке, — две из старух были приказчицами
в лавочке.
Две — три недели его тянуло тогда к Лопуховым, но и
в это
время было больше удовольствия от сознания
своей твердости
в борьбе, чем боли от лишения, а через месяц боль вовсе прошла, и осталось одно довольство
своею честностью.
И говорил, что я стала хорошенькая и скромная и стал ласкать меня, — и как же ласкать? взял руку и положил на
свою, и стал гладить другою рукою; и смотрит на мою руку; а точно, руки у меня
в это
время уж были белые, нежные…
Бывало, она
в это
время идет одна
в свою мастерскую или сидит
в своей комнате и работает одна.
И действительно, он исполнил его удачно: не выдал
своего намерения ни одним недомолвленным или перемолвленным словом, ни одним взглядом; по-прежнему он был свободен и шутлив с Верою Павловною, по-прежнему было видно, что ему приятно
в ее обществе; только стали встречаться разные помехи ему бывать у Лопуховых так часто, как прежде, оставаться у них целый вечер, как прежде, да как-то выходило, что чаще прежнего Лопухов хватал его за руку, а то и за лацкан сюртука со словами: «нет, дружище, ты от этого спора не уйдешь так вот сейчас» — так что все большую и большую долю
времени, проводимого у Лопуховых, Кирсанову приводилось просиживать у дивана приятеля.
Вот она и читает на
своей кроватке, только книга опускается от глаз, и думается Вере Павловне: «Что это,
в последнее
время стало мне несколько скучно иногда? или это не скучно, а так? да, это не скучно, а только я вспомнила, что ныне я хотела ехать
в оперу, да этот Кирсанов, такой невнимательный, поздно поехал за билетом: будто не знает, что, когда поет Бозио, то нельзя
в 11 часов достать билетов
в 2 рубля.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с
своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда
в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько
времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы
в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер
в обществе хороших знакомых.
Половину
времени Вера Павловна тихо сидела
в своей комнате одна, отсылая мужа, половину
времени он сидел подле нее и успокоивал ее все теми же немногими словами, конечно, больше не словами, а тем, что голос его был ровен и спокоен, разумеется, не бог знает как весел, но и не грустен, разве несколько выражал задумчивость, и лицо также.
Она бросалась
в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила по комнате, падала
в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась
в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила к письменному столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе
времени надписать адреса, быстро, быстро побежала с ним
в комнату мужа, бросила его да стол, и бросилась
в свою комнату, упала
в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она побежала
в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
А теперь я хочу воспользоваться этим
временем: пять лет не видал
своих стариков
в Рязани, — съезжу к мим.
За несколько
времени перед тем, как вышел он из университета и отправился
в свое поместье, потом
в странствование по России, он уже принял оригинальные принципы и
в материальной, и
в нравственной, и
в умственной жизни, а когда он возвратился, они уже развились
в законченную систему, которой он придерживался неуклонно.
В первые месяцы
своего перерождения он почти все
время проводил
в чтении; но это продолжалось лишь немного более полгода: когда он увидел, что приобрел систематический образ мыслей
в том духе, принципы которого нашел справедливыми, он тотчас же сказал себе: «теперь чтение стало делом второстепенным; я с этой стороны готов для жизни», и стал отдавать книгам только
время, свободное от других дел, а такого
времени оставалось у него мало.
Не очень часто вспоминает Вера Павловна прошлое
своей нынешней любви; да,
в настоящем так много жизни, что остается мало
времени для воспоминаний.
В это
время я поневоле отдыхал от
своих мыслей.
Просыпаясь, она нежится
в своей теплой постельке, ей лень вставать, она и думает и не думает, и полудремлет и не дремлет; думает, — это, значит, думает о чем-нибудь таком, что относится именно к этому дню, к этим дням, что-нибудь по хозяйству, по мастерской, по знакомствам, по планам, как расположить этот день, это, конечно, не дремота; но, кроме того, есть еще два предмета, года через три после свадьбы явился и третий, который тут
в руках у ней, Митя: он «Митя», конечно,
в честь друга Дмитрия; а два другие предмета, один — сладкая мысль о занятии, которое дает ей полную самостоятельность
в жизни, другая мысль — Саша; этой мысли даже и нельзя назвать особою мыслью, она прибавляется ко всему, о чем думается, потому что он участвует во всей ее жизни; а когда эта мысль, эта не особая мысль, а всегдашняя мысль, остается одна
в ее думе, — она очень, очень много
времени бывает одна
в ее думе, — тогда как это назвать? дума ли это или дремота, спится ли ей или Не спится? глаза полузакрыты, на щеках легкий румянец будто румянец сна… да, это дремота.
Есть несколько дам и
в нашем платье, но видно, что они оделись так для разнообразия, для шутки; да, они дурачатся, шутят над
своим костюмом; на других другие, самые разнообразные костюмы разных восточных и южных покроев, все они грациознее нашего; но преобладает костюм, похожий на тот, какой носили гречанки
в изящнейшее
время Афин — очень легкий и свободный, и на мужчинах тоже широкое, длинное платье без талии, что-то вроде мантий, иматиев; видно, что это обыкновенный домашний костюм их, как это платье скромно и прекрасно!
Поговоривши со мною с полчаса и увидев, что я, действительно, сочувствую таким вещам, Вера Павловна повела меня
в свою мастерскую, ту, которою она сама занимается (другую, которая была устроена прежде, взяла на себя одна из ее близких знакомых, тоже очень хорошая молодая дама), и я перескажу тебе впечатления моего первого посещения; они были так новы и поразительны, что я тогда же внесла их
в свой дневник, который был давно брошен, но теперь возобновился по особенному обстоятельству, о котором, быть может, я расскажу тебе через несколько
времени.
Ты понимаешь, отчего они получают больше дохода: они работают на
свой собственный счет, они сами хозяйки; потому они получают ту долю, которая оставалась бы
в прибыли у хозяйки магазина. Но это не все: работая
в свою собственную пользу и на
свой счет, они гораздо бережливее и на материал работы и на
время: работа идет быстрее, и расходов на нее меньше.
— Вот мы уж набрали, — продолжал Кирсанов: — что наши рабочие получают 166 р. 67 к., когда при другом порядке они имеют только 100 р. Но они получают еще больше: работая
в свою пользу, они трудятся усерднее, потому успешнее, быстрее; положим, когда, при обыкновенном плохом усердии, они успели бы сделать 5 вещей,
в нашем примере 5 платьев, они теперь успевают сделать 6, — эта пропорция слишком мала, но положим ее; значит,
в то
время когда другое предприятие зарабатывает 5 руб., наше зарабатывает 6 руб.
— Нет, — потом проговорил он: — что ж я
в самом деле поддался вашему увлечению? Это дело безопасное именно потому, что он так дурен. Она не может этого не увидеть, только дайте ей
время всмотреться спокойно. — Он стал настойчиво развивать Полозову
свой план, который высказывал его дочери еще только как
свое предположение, может быть, и не верное, что она сама откажется от любимого человека, если он действительно дурен. Теперь он
в этом был совершенно уверен, потому что любимый человек был очень дурен.
Потом, разумеется, вырос и стал взрослым мужчиною; а
в это
время какому-то богачу и прогрессисту
в сельском хозяйстве вздумалось устроить у себя на южном берегу Крыма, вместо виноградников, хлопчато-бумажные плантации; он и поручил кому-то достать ему управляющего из Северной Америки: ему и достали Джемса Бьюмонта, канадского уроженца, нью-йоркского жителя, то есть настолько верст не видывавшего хлопчатобумажных плантаций, насколько мы с вами, читатель, не видывали из
своего Петербурга или Курска гору Арарат; это уж всегда так бывает с подобными прогрессистами.
Катерина Васильевна стала собирать все
свои воспоминания о Вере Павловне, но
в них только и нашлось первое впечатление, которое сделала на нее Вера Павловна; она очень живо описала ее наружность, манеру говорить, все что бросается
в глаза
в минуту встречи с новым человеком; но дальше, дальше у нее
в воспоминаниях уже, действительно, не было почти ничего, относящегося к Вере Павловне: мастерская, мастерская, мастерская, — и объяснения Веры Павловны о мастерской; эти объяснения она все понимала, но самой Веры Павловны во все следующее
время, после первых слов встречи, она уж не понимала.
Недурен был эффект выдумки, которая повторялась довольно часто
в прошлую зиму
в домашнем кругу, когда собиралась только одна молодежь и самые близкие знакомые: оба рояля с обеих половин сдвигались вместе; молодежь бросала жребий и разделялась на два хора, заставляла
своих покровительниц сесть одну за один, другую за другой рояль, лицом одна прямо против другой; каждый хор становился за
своею примадонною, и
в одно
время пели: Вера Павловна с
своим хором: «La donna е mobile», а Катерина Васильевна с
своим хором «Давно отвергнутый тобою», или Вера Павловна с
своим хором какую-нибудь песню Лизетты из Беранже, а Катерина Васильевна с
своим хором «Песню о Еремушке».