Неточные совпадения
— Ах, как вы надоели с вашею реальностью и фантастичностью! Давно понятно, а они
продолжают толковать! — говорит
Вера Павловна.
Швеи несколько времени не могли опомниться от удивления, потом начали благодарить.
Вера Павловна дала им довольно поговорить о их благодарности за полученные деньги, чтобы не обидеть отказом слушать, похожим на равнодушие к их мнению и расположению; потом
продолжала...
— Я хочу поговорить с вами о том, что вы вчера видели,
Вера Павловна, — сказала она, — она несколько времени затруднялась, как ей
продолжать: — мне не хотелось бы, чтобы вы дурно подумали о нем,
Вера Павловна.
Вера Павловна, возвратившись в Петербург, увидела, что если и нужно ей бывать в этой швейной, то разве изредка, ненадолго; что если она
продолжает бывать там почти каждый день, то, собственно, потому только, что ее влечет туда ее привязанность, и что там встречает ее привязанность; может быть, на несколько времени еще и не вовсе бесполезны ее посещения, все-таки Мерцалова еще находит иногда нужным советоваться с нею; но это берет так мало времени и бывает все реже; а скоро Мерцалова приобретет столько опытности, что вовсе перестанет нуждаться в
Вере Павловне.
«Ах, что ж это я вспоминаю, —
продолжает думать
Вера Павловна и смеется, — что ж это я делаю? будто это соединено с этими воспоминаниями! О, нет, это первое свидание, состоявшее из обеданья, целованья рук, моего и его смеха, слез о моих бледных руках, оно было совершенно оригинальное. Я сажусь разливать чай: «Степан, у вас нет сливок? можно где-нибудь достать хороших? Да нет, некогда, и наверное нельзя достать. Так и быть; но завтра мы устроим это. Кури же, мой милый: ты все забываешь курить».
Таким образом, по охлаждении лишнего жара в
Вере Павловне и Мерцаловой, швейные и магазин
продолжали существовать, не развиваясь, но радуясь уже и тому, что
продолжают существовать. Новое знакомство Кирсанова продолжалось и приносило ему много удовольствия. Так прошло еще года два или больше, без всяких особенных происшествий.
Швейные,
продолжая сживаться,
продолжают существовать; их теперь уж три; Катерина Васильевна давно устроила свою; теперь много заменяет
Веру Павловну в ее швейной, а скоро и вовсе должна будет заменить потому что в нынешнем году
Вера Павловна, — простите ее, — действительно, будет держать экзамен на медика, и тогда ей уж вовсе некогда будет заниматься швейною.
А в таком случае — такая ли уж большая разница между подвигом Желябова и подвигом гаршинского безумца? Что отрицать? Гаршинский безумец — это было народовольчество, всю свою душу положившее на дело, столь же бесплодное, как борьба с красным цветком мака. Но что до того? В дело нет больше веры? Это не важно. Не тревожь себя раздумьем, иди слепо туда, куда зовет голос сокровенный. Иди на жертву и без
веры продолжай то дело, которое предшественники твои делали с бодрою верою Желябовых и… гаршинских безумцев.
Неточные совпадения
Придя к себе, он запер дверь, лег и пролежал до вечернего чая, а когда вышел в столовую, там, как часовой, ходила Спивак, тонкая и стройная после родов, с пополневшей грудью. Она поздоровалась с ласковым равнодушием старой знакомой, нашла, что Клим сильно похудел, и
продолжала говорить
Вере Петровне, сидевшей у самовара:
— Сейчас, — сказала она, а квартирант и нахлебник ее
продолжал торопливо воздавать славу Франции, вынудив
Веру Петровну напомнить, что Тургенев был другом знаменитых писателей Франции, что русские декаденты — ученики французов и что нигде не любят Францию так горячо, как в России.
Но к старым идолам добавлен новый — рабочий класс, и
вера в неизбежность человеческих жертвоприношений
продолжает существовать.
Становилось холоднее. По вечерам в кухне собиралось греться человек до десяти; они шумно спорили, ссорились, говорили о событиях в провинции, поругивали петербургских рабочих, жаловались на недостаточно ясное руководительство партии. Самгин, не вслушиваясь в их речи, но глядя на лица этих людей, думал, что они заражены
верой в невозможное, —
верой, которую он мог понять только как безумие. Они
продолжали к нему относиться все так же, как к человеку, который не нужен им, но и не мешает.
С другой, жгучей и разрушительной страстью он искренно и честно
продолжал бороться, чувствуя, что она не разделена
Верою и, следовательно, не может разрешиться, как разрешается у двух взаимно любящих честных натур, в тихое и покойное течение, словом, в счастье, в котором, очистившись от животного бешенства, она превращается в человеческую любовь.