Неточные совпадения
— Вы простите, дорогая m-lle Marie, но Тася — моя слабость. Она, вы
знаете, единственная из моих троих детей, не
знала отцовской ласки: муж умер, когда Тасе была всего неделя, вот почему мне так жалко было мою сиротку, и я старалась ее баловать и за отца, и за себя. Я понимаю, что Тася избалована, но я так люблю мою
девочку, что не в силах теперь обращаться с него строго и сурово.
—
Знаю, — покорно согласилась Нина Владимировна, — очень хорошо
знаю… Но что поделаешь! Я слабая мать. Простите мне мою слабость, a заодно простите и Тасю. Сегодня день моего рождения и мне бы хотелось, чтобы
девочка была счастливой в этот день.
Сестра его, нежная, белокурая
девочка, болезненная и хрупкая на взгляд, с худенькими ручонками и впалыми щеками, казалась много моложе своих одиннадцати лет. Леночка была очень слабого здоровья и постоянно ее лечили то от того, то от другого. Ради неё-то и проводила Нина Владимировна безвыездно зиму и лето в своем имении «Райском». Доктора единогласно запретили Леночке жить в городе и про город и его удовольствия дети
знали лишь понаслышке.
Девочек Стогунцевых учила гувернантка, а сельский священник преподавал им Закон Божий. Сама Нина Владимировна,
зная в совершенстве французский и немецкий языки, учила этим языкам дочерей.
— Тася! Тася! Что с тобою? Я не
узнаю мою
девочку! — произнесла укоризненно Нина Владимировна. — Сейчас же попроси прощения у Марьи Васильевны! — добавила она с непривычной строгостью в голосе.
— Ну, уж и скука! — произнесла высокая, тоненькая
девочка, очень красивая блондинка с длинными, туго заплетенными косами. —
Знала бы я, как живут в этом противном пансионе, ни за что не поступила бы сюда.
Девочки, после этой угрозы, сразу присмирели и вовремя, потому что в эту минуту дверь распахнулась и в зал вошел знакомый уже читателю высокий, худой господин, ведя за руку маленькую
девочку, в которой не трудно было
узнать проказницу Тасю.
Васильева или «Котошка», как ее называли подруги, даже в лице изменилась от слов господин Орлика. Она
знала, что директор проспит очень долго и что ей придется часа три или четыре пробыть на часах у его дверей. Это было нелегкое наказание — стоять на часах, когда другие
девочки бегали и играли в зале.
— Маргарита. Самая красивая и самая большая из всех
девочек. Вот она и прислала тебе сладенького. Только я откусила кусочек: хотела
узнать, из чего оно сделано. Ты не сердишься?
— Ну, вот! Ну, вот! Я
знала, что она не злая! Я
знала, — торжествуя, говорила та. — Она не шпионка и не злючка, a просто вспыльчивая и избалованная
девочка. Нет, пожалуйста, не обижайте ее! — и она умоляющими глазами окинула круг
девочек.
Те, растроганные словами Дуси, пообещали ей не задевать Тасю и не дразнить ее. Только Ярышка и горбатенькая Карлуша — две закадычные подруги — не дали этого обещания,
зная заранее, что не в силах сдержать его. Новенькая не пришлась по сердцу обеим
девочкам.
Ночью Тася не сомкнула глаз ни на минуту. Она долго ворочалась в постели, стараясь уснуть, переворачивая по нескольку раз подушку, и все-таки сон бежал от неё. Кто-то точно шептал в глубине её сердца: «Нехорошо ты поступила, Тася! Нехорошо! Взять чужое — значит украсть. Что бы сказала мама, если б
узнала поступок своей
девочки? Как бы тяжело и больно было
узнать это! Ах, Тася! Ты ли это сделала?»
— Милка! Милка! — позвала Маргарита, и четвероногий часовой, позабыв свои обязанности, бросил ружье и, подняв хвост, бросился в ложу, где сидели
девочки, прямо на колени Вронской. Тогда m-lle Орлик попросила вызвать старшего фокусника, что бы
узнать, откуда у него кошка. Явился неприятного вида, нечистоплотный господин и сказал, что кошка его, что он привез ее с собой из Петербурга и что не отдаст её ни за какие деньги.
— Зачем лгать! — беспечно сказал он, пожимая плечами, — кошку дала мне маленькая
девочка, которая была зла на горбатую пансионерку за то, что ее наказали без гулянья. Горбатую зовут Карлуша, кошку — Милка; если она ваша — берите ее… Без полиции берите. A я больше ничего не
знаю.
Девочки ходили торжественные и притихшие,
зная, что это совещание является неспроста, и что их ждет что-нибудь, новое и необычайное. Наконец, ровно в девять часов вечера, когда большой колокол ударил свой обычный призыв к чаю, двери директорской комнаты распахнулись, и господин Орлик вышел в столовую, где находились пансионерки. В руках он нес большой темный мешок, перевязанный бечевкой. Лицо директора было сухо и серьезно.
Вслед за Ниночкой Рузой, между ней и Берг, подходила Тася. Не спокойно было на душе
девочки, и чем ближе приближалась она к злополучному мешку, тем сердце её билось чаще и сильнее. Ей казалось немыслимым запустить туда руку и вынуть билетик. Она была заранее уверена, что судьба справедливо накажет ее, Тасю, и даст
узнать её вину.
— Не кричи, пожалуйста! — проговорила строгим голосом Красавица, — мы и не думаем приставать к тебе; мы только высказали наше неудовольствие и теперь и
знать не хотим такую дурную
девочку.
— Молодец! Ай да
девочка! — одобрил ее тот. — A
знаешь, ведь я угадал, что так будет, и собак с собой не взял. A то бы они шум подняли. Ваши у нас в балагане были сегодня и кошку отобрали. Хозяин страх сердится. И говорит: «приведи девчонку», Это тебя то есть. Кошки они пожалели,
девочку потеряют. Ну, скорее собирайся. Спят у вас?
Но Тася, при виде этой картины, пришла в ужас. Что будет теперь с нею? Как поступит с ней господин Злыбин, когда
узнает, что все они по её милости оставлены без обеда? Он наверное безжалостно накажет ее, ни в чем неповинную Тасю!
Девочка вся вздрогнула при одной мысли о том, что ее ожидает.
Девочка удалилась с узелком в клетушку и когда вернулась оттуда, то вряд ли кто из знакомых и друзей
узнал бы теперь Тасю.
Всего две недели прошло с тех пор, как Тася попала в руки фокусника, a никто бы не
узнал в этом притихшем, кротком, измученном ребенке прежнюю непокорную, дерзкую и капризную
девочку.
Роза ушла, a Тася осталась перепуганная на смерть словами злой
девочки. Она
знала, что маленькая плясунья сдержит свое обещание и оклевещет ее, Тасю, налгав на нее.
Знала и то, что от господина Злыбина нечего было ждать пощады. За потерю Коко он до смерти забьет ее, Тасю.
— Нет! Нет! Ни за что! Там ждут побои и муки, a здесь, кто
знает, может быть, я встречу кого-нибудь, кто укажет мне дорогу на вокзал. Упрошу посадить меня в поезд и довезти до нашего города, где пансион. A оттуда к маме! К милой, дорогой маме, чтобы уж никогда не разлучаться с ней, никогда не огорчать ее дурными, злыми выходками… Никогда! Ты слышишь, Господи! — прошептали посиневшие от холода губы
девочки, и она подняла исполненный мольбы взор к небу.
Да она, Тася, из сотни
девочек узнает свою прежнюю подружку.
— Ложь! — вскричала молодая женщина, — вы лжете, сударь! Это вовсе не Тото… Вы слышали, господа, что крикнул этот ребенок? — обратилась госпожа Раева к публике, — она назвала свое имя, просила спасти ее. Я хорошо
знаю эту
девочку! Её несчастная мать разыскивает ее! Я ее отвезу к матери сию минуту.
—
Девочка моя родная! Да разве я могу сердиться на тебя! Ни минутки не сердилась на тебя твоя мама, ни когда из дома пришлось отдать в пансион, ни когда о побеге твоем
узнала! Тасечка, жизнь моя! Ведь у меня самой кровью сердце обливалось, когда я, для твоего исправления, отдала тебя из дома. A ты, верно, упрекала маму?
— A
знаете, что ее сделало такою? Тася была еще очень недавно упрямой, злой, шаловливой
девочкой, a теперь, сами видите, что вышло из неё.
Неточные совпадения
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее,
девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не
знаете его. Никто не
знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо
знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я
знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не
знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей,
девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
— Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой в деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана на любви. А любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту
девочку, сама не
знаю зачем.
Вслед за доктором приехала Долли. Она
знала, что в этот день должен быть консилиум, и, несмотря на то, что недавно поднялась от родов (она родила
девочку в конце зимы), несмотря на то, что у ней было много своего горя и забот, она, оставив грудного ребенка и заболевшую
девочку, заехала
узнать об участи Кити, которая решалась нынче.
Она с ужасом ожидала повторения того строгого взгляда, который он бросил на нее, уезжая, особенно когда он
узнает, что
девочка не была опасно больна.