— Прощай, Наташа! Принцесса заколдованная! Фея моя! Душенька! Красавица моя! — рыдала Феничка, покрывая
поцелуями лицо и плечи девочки. — Тебя одну я любила «по-настоящему», а за другими бегала, дурила, чтоб тебе досадить…
Неточные совпадения
Большие, глубокие, серьезные, занимающие чуть ли не
целую треть
лица, они полны тепла, ласки и какого-то изнутри выливающегося света.
Она вся затряслась от злобы… Затопала ногами и внезапно, прежде, нежели кто мог остановить ее, залилась
целым потоком слез, и закрыв
лицо руками, кинулась вон из спальни среднеотделенок. За нею бросились бежать Оня, Паша и Дуня, все еще не перестававшие смеяться. А за ними летел тот же оглушительный смех и звучали насмешливые голоса...
По
лицу доктора лились
целые потоки пота. Наконец, он изловчился, подхватил Оню и при общем смехе посадил ее к себе на плечо.
Огромные черные глаза, занимавшие теперь чуть ли не
целую треть
лица, смотрели все так же тускло и устало, а следы безобразной стрижки несказанно уродовали это до сих пор прелестное в своей неправильности личико. Теперь оно выглядело ужасно. Бледное-бледное, без тени румянца. Губы сжатые и запекшиеся. Заострившиеся, словно от болезни, черты… И в них полная, абсолютная апатия и усталость.
Все это било фонтаном из уст Софьи Петровны. В одно и то же время она успевала разглядывать
лица сконфуженных девочек и гладить их по головкам, и ласково трепать по щечкам, и на лету
целовать поспешно темные и белокурые головки.
Горящие глаза девочки впились в это светлое, вдохновенное
лицо, на котором переживалась теперь
целая гамма ощущений.
Наташа задумалась на мгновение, во время которого на
лице ее промелькнула снова
целая буря переживаний.
А утром делаю спокойное деревянное
лицо, когда официально
целую ее руку, здороваюсь с нею…
И быстро наклонившись к
лицу оторопевшей девочки, Нан запечатлела на ее щеке горячий, искренний, дружеский
поцелуй…
Град исступленных
поцелуев покрывал ее
лицо, руки и плечи, ее мокрые волосы, ее посиневшие губы…
Стоявший перед нами арестант был не велик ростом и довольно сухощав; но широкая грудь и чрезвычайное развитие мускулов свидетельствовали о его физической силе Лицо у него было молодое, умное и даже кроткое; высокий лоб и впалые, но еще блестящие глаза намекали на присутствие мысли, на возможность прекрасных и благородных движений души; только концы губ были несколько опущены, и это как будто разрушало гармонию
целого лица, придавая ему оттенок чувственности и сладострастия.
— Чужой опыт, брат, — пустое дело, — сказал оригинал, встав из-за стола и обтирая себе салфеткой
целое лицо, покрывшееся потом от усердствования за обедом. Положив салфетку, он отправился в переднюю и достал там из своего пальто маленькую глиняную трубочку с черным обгрызанным чубучком и ситцевый кисетик; набил трубку, кисет положил в карман штанов и направился снова к передней.
— Валечка, милый! — вскрикнула женщина и, обняв его голову, стала
целовать лицо и глаза, крепко прижимая к ним свои худые, твердые губы.
Неточные совпадения
Купи!» — Головкой шелковой //
Лицо щекочет, ластится, //
Целует старика.
Возвратившись домой, Грустилов
целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в
лице его погряз и весь Глупов.
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее
лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «
поцелуйте жену, и вы
поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать
поцелуями ее
лицо, руки и шею.
Сережа опустился в постель и зарыдал, закрыв
лицо руками. Анна отняла эти руки, еще раз
поцеловала его мокрое
лицо и быстрыми шагами вышла в дверь. Алексей Александрович шел ей навстречу. Увидав ее, он остановился и наклонил голову.