Неточные совпадения
— Считай, сколько у тебя пальцев на
руках, — засмеялась
тетя Леля, — до десятого не дочесть, как уже все готово будет.
Горбатенькая
тетя Леля, все еще не выпуская Дуниной
руки, стояла посреди светлой, уютно убранной гостиной, обставленной мягкой, темно-красной мебелью, с пестрым недорогим ковром на полу, с узким трюмо в простенке между двух окон, с массой портретов и небольших картин на стенах. У письменного стола, приютившегося у одного из окон, поставив ноги на коврик шкуры лисицы, сидела, низко склонившись с пером в
руке, пожилая женщина в черном платье.
Зато все младшее отделение, начиная от большой десятилетней Вассы Сидоровой и кончая малютками Олей Чурковой и Дуней Прохоровой, все они обожают Варварушку. Каждая из девочек видит в ней что-то свое, родственное, простое, и, несмотря на то что нянька иногда и ругнет и даже пихнет под сердитую
руку, она более близка их сердцу, более доступна их пониманию, нежели сама воплощенная кротость
тетя Леля.
— Ха-ха, гадать! Куда уж гадать такой малышке! — снова беззвучно рассмеялась Васса. — Пускай только идет с нами. Попадемся — она выручит.
Тетя Леля и бранить не станет. Она Дунятку любит. А через нее, смотришь, спустит и нам вину… Ну, айда, девоньки, вперед! — И костлявая Васса засеменила полуобутыми, в одних чулках, ногами по холодным доскам коридора, держа крепко за
руку Дуню. Оня и Паша поспешили за ней.
— Это правда, — проговорила она, — все же помнят, что и осенью два раза, и зимою, еще недавно, в начале декабря, было худое масло в каше и мы жаловались Екатерине Ивановне… Она нам из своих денег колбасы покупала. А я не бунтовщица, а люблю правду… Софья Петровна, поверьте мне… Вон и Антонина Николаевна и
тетя Леля не раз заступались… — и взволнованная Таня махнула
рукой и, опустившись на свое место, неожиданно громко заплакала.
При последнем слове горбатенькой надзирательницы Васса вырвала свою
руку из
руки державшей ее Павлы Артемьевны и, кинувшись к
тете Леле, разрыдалась у нее на груди.
— Никогда… Никогда… не буду больше… Вы увидите… Я исправлюсь… я другая буду… Спасибо вам! Спасибо Катерине Ивановне… Милая, родненькая
тетя Леля. Золотенькая! Ангелочек! Век… не забуду, век! — И прежде чем кто-либо успел удержать ее, Васса скользнула на пол к ногам горбуньи и, обвив
руками ее колени, покрыла их градом исступленных поцелуев и слез…
Всегда молчаливая, с книжкой в
руках или с мечтательно устремленным вдаль взором девочка невольно обращает на себя всеобщее внимание. Подруги любят ее за «тихость», начальство за безответность, даже сама «страшная Пашка» снисходительно относится к ней и «спускает» Дуне ее беззаветную привязанность к «
тете Леле», принявшей вновь поступивших новеньких младшеотделенок под свое покровительство. А всем хорошо известно, как недолюбливает Пашка горбунью…
Век не забудет этого дня прощанья Дуня… Ласковая, чуткая, сердечная, как мать родная, любящая их
тетя Леля оставляла их, чтобы принять более нуждающихся в ее ласке новых маленьких стрижек и сдавала их на
руки строгой, суровой и требовательной Павле Артемьевне, передавшей в свою очередь своих подростков-среднеотделенок «педагогичке» Антонине Николаевне, воспитанницы которой уже были определены на места.
— Да она совсем больна! Ее в лазарет отправить необходимо!.. — послышался знакомый каждому в приюте голос
тети Лели, и маленькая фигурка горбуньи живо наклонилась в свою очередь над Наташей, в то время как желтая, сухая
рука озабоченно в один миг ощупала ей лицо, шею и
руки.
Между тем Наташа, все еще не пришедшая в себя, стояла подле
тети Лели, крепко вцепившись в
руку горбуньи. Последняя, взволнованная не менее девочки, молчала. Но по частым глубоким взглядам, бросаемым на нее доброй горбуньей, Наташа чувствовала, как благодарна и признательна ей нежная душа
тети Лели за ее наивное, но горячее заступничество.
Милица вместе с тетей Родайкой, отстояв обедню и молебен в соборе, вышла на церковную паперть в тесных рядах толпы. Её глаза всегда задумчивые, с затаенной в них грустью, сейчас светились радостными огнями, вызванными всеобщим подъемом и воодушевлением. Её губы улыбались. Рука, крепко прижимавшая к себе
руку тети Родайки, заметно дрожала.
Неточные совпадения
И между ними составилось что-то в роде игры, состоящей в том, чтобы как можно ближе сидеть подле
тети, дотрогиваться до нее, держать ее маленькую
руку, целовать ее, играть с ее кольцом или хоть дотрогиваться до оборки ее платья.
— Поздравляю,
тетя Соня, — говорил Нехлюдов, целуя
руки Софьи Ивановны, — простите, замочил вас.
— А так навернулся… До сумерек сидел и все с баушкой разговаривал. Я с Петрунькой на завалинке все сидела: боялась ему на глаза попасть. А тут Петрунька спать захотел… Я его в сенки потихоньку и свела. Укладываю, а в оконце — отдушника у нас махонькая в стене проделана, — в оконце-то и вижу, как через огород человек крадется. И вижу, несет он в
руках бурак берестяной и прямо к задней избе, да из бурака на стенку и плещет. Испугалась я, хотела крикнуть, а гляжу: это дядя Петр Васильич… ей-богу,
тетя, он!..
Екатерина Ивановна Пыльникова, Сашина тетка и воспитательница, сразу получила два письма о Саше: от директора и от Коковкиной. Эти письма страшно встревожили ее. В осеннюю распутицу, бросив все свои дела, поспешно выехала она из деревни в наш город. Саша встретил
тетю с радостью, — он любил ее.
Тетя везла большую на него в своем сердце грозу. Но он так радостно бросился ей на шею, так расцеловал ее
руки, что она не нашла в первую минуту строгого тона.
— Пойдемте теперь; надо проститься с пап́а и мам́а, — проговорила
тетя, взяв за
руку Верочку и пропуская вперед Зизи и Пафа.