Своим ровным, резким голосом она нанизывала фразу за фразой, строго покрикивая на нерадивую, поминутно отстающую от
подруг Машу Рыжову или на маленькую, болезненную Чуркову, украшавшую то и дело чернильными кляксами свою тетрадь, но при этом лицо ее все еще хранило то недавнее выражение радости, с которым она вошла объявить счастливую весть о выздоровлении Наташи, а глаза смотрели мягче и добрее, каким-то совсем новым и непривычным им взглядом.
Неточные совпадения
Но Наташа, разрумяненная и похорошевшая от оживления под лучами весеннего солнца, с алым румянцем, снова заигравшим на этом быстро поздоровевшем лице, только
машет руками и поминутно хохочет, делясь своими впечатлениями с
подругой.
Заняв все подоконники в зале, выходившей окнами на улицу, приютки
махали платками, кивали, кланялись и кричали последнее приветствие уезжавшей
подруге.
— Коровушки-буренушки, овечки, птиченьки, утятки, гусятки, цыпляченьки! — с далеко не свойственной ей нежностью и оживлением лепетала толстуха, спешно собирая свое приютское приданое в кованный железом красный сундук. Не менее довольные за участь
Маши подруги проводили сиявшую девушку на вокзал.
— Никак разрюмилась? — шепнула ей Оня Лихарева, выходя на паперть и заглядывая в лицо
подруги. — Ай, девушка, не страшись! Смеху подобно! Два года поучишься, а там в деревню
махнешь! В деревню! Подумать надо!
Неточные совпадения
— Эх, голубчик, чего ты убиваешься? Али наших сестер цыганок не ведаешь? Нрав наш таков, обычай. Коли завелась тоска-разлучница, отзывает душеньку во чужу-дальню сторонушку — где уж тут оставаться? Ты
Машу свою помни — другой такой
подруги тебе не найти — и я тебя не забуду, сокола моего; а жизнь наша с тобой кончена!
Игрушки у нас были самые простые: небольшие гладкие шарики или кусочки дерева, которые мы называли чурочками; я строил из них какие-то клетки, а моя
подруга любила разрушать их,
махнув своей ручонкой.
Кареты с громом отъезжали от подъезда. Лидочка провожала глазами
подруг, которые
махали ей платками. Наконец уехала последняя карета.
Маша сидела неподвижно, только глаза её, тяжело вращаясь в орбитах, передвигались с предмета на предмет. Лунёв наливал ей чай, смотрел на неё и не мог ни о чём спросить
подругу.
— Застегнись, — угрюмо сказал Илья. Ему было неприятно видеть это избитое, жалкое тело и не верилось, что пред ним сидит
подруга детских дней, славная девочка
Маша. А она, обнажив плечо, говорила ровным голосом: