— Прекрасно. Молчите и слушайте. Дунюшка, иди ко мне поближе… Вот так. Дора, и ты лезь на кровать. Великолепно, в тесноте да
не в обиде. Ну, молчите, тише вы, начинаю!
Неточные совпадения
Под крылышком Дорушки Ивановой легче живется Дуне. За нее заступается Дорушка,
не дает и
в обиду.
Одна только Васса
не разделяла общего веселья.
В оскорбленной, недоброй душе девочки глубоко-глубоко затаилась
обида. Простая шутка получила
в глазах Вассы какую-то неприятную окраску.
— Ужо отплачу, будете помнить, как надо мною издевки делать! — мысленно грозила она своим обидчицам. За этой
обидой погасло и самое ее чувство к хорошенькой Феничке, и она возненавидела ее почти так же, как и смуглую цыганку-Паланю, один вид которой поднимал теперь
в десятилетней Вассе далеко
не детскую глухую злобу и гнев.
— Ты… ничего… ты
не бойся, Дуняша! Я тебя
в обиду не дам.
Уж полно,
не сон ли снится ей, княгине, ужасный и мрачный сон! С тупой болью отчаяния она смотрит на исколотые иглой пальчики девочки, на ее бедный скромный приютский наряд, и слезы жалости и
обиды за ребенка искрятся
в черных огромных глазах княгини. А кругом них по-прежнему теснятся знакомые Софьи Петровны во главе с самой хозяйкой дома. Кое-кто уже просит Маро Георгиевну рассказать сложную повесть «девочки-барышни», попавшей
в приют наравне с простыми детьми.
— В тесноте, да
не в обиде, — сказал певучим голосом улыбающийся Тарас и, как перышко, своими сильными руками поднял свой двухпудовый мешок и перенес его к окну. — Места много, а то и постоять можно, и под лавкой можно. Уж на что покойно. А то вздорить! — говорил он, сияя добродушием и ласковостью.
Всему велся очень точный счет, чтобы вся компания жила твердою мыслью, что никто ни у кого
не в обиде, никто никому не в убыток.
Да, нехорошо. А все оттого, что приходится служить богатым людям. То ли бы дело, если бы завести хоть один пароходик, — всем польза и никто
не в обиде.
Неточные совпадения
Не столько
в Белокаменной // По мостовой проехано, // Как по душе крестьянина // Прошло
обид… до смеху ли?..
— Другие тоже
не будут
в обиде, я сам служил, дело знаю…
У всех домашних она просила прощенья за
обиды, которые могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василья, передать всем нам, что
не знает, как благодарить нас за наши милости, и просит нас простить ее, если по глупости своей огорчила кого-нибудь, «но воровкой никогда
не была и могу сказать, что барской ниткой
не поживилась». Это было одно качество, которое она ценила
в себе.
— Бедность
не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох,
не мог
обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами
не удержались, — продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, — но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-род-нейший, я вам скажу, человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел — и нет! И все прошло! И
в результате одно только золото сердца! Его и
в полку прозвали: «поручик-порох»…
Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное
обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния,
не услышанный, а нагло поруганный
в темную ночь, во мраке,
в холоде,
в сырую оттепель, когда выл ветер…