Fraulein Геннинг, когда я вошла,
сидела на кафедре, окруженная девочками, отвечавшими ей заданные уроки.
И именно таким, как Прелин. Я
сижу на кафедре, и ко мне обращены все детские сердца, а я, в свою очередь, знаю каждое из них, вижу каждое их движение. В числе учеников сидит также и Крыштанович. И я знаю, что нужно сказать ему и что нужно сделать, чтобы глаза его не были так печальны, чтобы он не ругал отца сволочью и не смеялся над матерью…
Батюшка никогда не
сидел на кафедре. Перед его уроком к первой скамейке среднего ряда придвигался маленький столик, куда клались учебники, журнал и ставилась чернильница с пером для отметок. Но батюшка и за столом никогда не сидел, а ходил по всему классу, останавливаясь в промежутках между скамейками. Особенно любил он Нину и называл ее «чужестраночкой».
Неточные совпадения
Я взошел
на кафедру. Ловецкий
сидел возле неподвижно, положа руки
на ноги, как Мемнон или Озирис, и боялся… Я шепнул ему:
На кафедре сидел маленький, круглый Сербинов, человек восточного типа, с чертами ожиревшей хищной птицы.
Едва, как отрезанный, затих последний слог последнего падежа, — в классе, точно по волшебству, новая перемена.
На кафедре опять
сидит учитель, вытянутый, строгий, чуткий, и его блестящие глаза, как молнии, пробегают вдоль скамей. Ученики окаменели. И только я, застигнутый врасплох, смотрю
на все с разинутым ртом… Крыштанович толкнул меня локтем, но было уже поздно: Лотоцкий с резкой отчетливостью назвал мою фамилию и жестом двух пальцев указал
на угол.
А между тем революция кончилась; Марис и Фрейлиграт
сидели за конторками у лондонских банкиров; Роберта Блюма уже не было
на свете, и старческие трепетания одряхлевшей немецкой Европы успокоились под усмиряющие песни публицистов и философов 1850 года. Все было тихо, и германские владельцы думали, что сделать с скудной складчиной, собранной
на отстройку кельнской
кафедры?
И охота была Старосмыслову"периоды"сочинять! Добро бы философию преподавал, или занимал бы
кафедру элоквенции, [красноречия] а то — на-тко! старший учитель латинского языка! да что выдумал! Уж это самое последнее дело, если б и туда эта язва засела! Возлюбленнейшие чада народного просвещения — и те сбрендили!
Сидел бы себе да в Корнелие Непоте копался — так нет, подавай ему Тацита! А хочешь Тацита — хоти и Пинегу… предатель!