— Я, ваша королева, прошу у вас милости для этого царственного пленника… Я отдаю вам за его жизнь все
мои сокровища! Вы должны, вопреки обычаю предков, пощадить его!
— Итак, княгиня, — обратился он к начальнице, — я поручаю вам
мое сокровище. Будьте снисходительны к ней… Это немного странный, но чрезвычайно чуткий ребенок… Она требует особенного ухода… Мы, южане, совсем иные люди, чем вы!
«Да, да, как это было? — думал он, вспоминая сон. — Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, — и столы пели: Il mio tesoro, [
Мое сокровище,] и не Il mio tesoro, a что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», вспоминал он.
Боясь, чтоб кто-нибудь не отнял
моего сокровища, я пробежал прямо через сени в детскую, лег в свою кроватку, закрылся пологом, развернул первую часть — и позабыл все меня окружающее.
— Душенька, миленькая, он,
мое сокровище, приехал сюда в деревню, может быть, навсегда, — говорила Фатеева.
Неточные совпадения
Мы расстаемся навеки; однако ты можешь быть уверен, что я никогда не буду любить другого:
моя душа истощила на тебя все свои
сокровища, свои слезы и надежды.
Узнай, по крайней мере, звуки, // Бывало, милые тебе — // И думай, что во дни разлуки, // В
моей изменчивой судьбе, // Твоя печальная пустыня, // Последний звук твоих речей // Одно
сокровище, святыня, // Одна любовь души
моей.
— Да как же вдруг этакое
сокровище подарить! Ее продать в хорошие, надежные руки — так… Ах, Боже
мой! Никогда не желал я богатства, а теперь тысяч бы пять дал… Не могу, не могу взять: ты мот, ты блудный сын — или нет, нет, ты слепой младенец, невежа…
К тому же сознание, что у меня, во мне, как бы я ни казался смешон и унижен, лежит то
сокровище силы, которое заставит их всех когда-нибудь изменить обо мне мнение, это сознание — уже с самых почти детских униженных лет
моих — составляло тогда единственный источник жизни
моей,
мой свет и
мое достоинство,
мое оружие и
мое утешение, иначе я бы, может быть, убил себя еще ребенком.
— «Верочка, друг
мой, ангел
мой, — говорит Марья Алексевна, — приляг, отдохни,
сокровище, ну, что на меня смотреть, я и так полежу.