Не помню, долго ли простояла я так, но когда вышла из церкви, там никого из институток уже не было… Я еще раз упала на колени у церковного порога со словами: «Помоги, Боже, молитвою святого Твоего угодника Николая Чудотворца!» И вдруг как-то странно и быстро успокоилась. Волнение улеглось, и на душе стало светло и спокойно. Но ненадолго; когда коридорные девушки стали развешивать по доскам всевозможные географические карты, а на столе поставил глобус,
приготовили бумагу и чернильницы, сердце мое екнуло.
— Ну, что ты молчишь, а? — ревел писарь, усаживаясь на место и
приготовляя бумагу, чтобы записать дерзкого бродягу. — Откуда ползешь?
Во втором уголовном отделении много публики — слушается большое дело. Все уже на своих местах, присяжные заседатели, защитники, судьи; репортер, пока один,
приготовил бумагу, узенькие листки, и всем любуется. Председатель, обрюзгший, толстый человек с седыми усами, быстро, привычным голосом перекликает свидетелей:
Неточные совпадения
Алексей Александрович, окончив подписку
бумаг, долго молчал, взглядывая на Михаила Васильевича, и несколько раз пытался, но не мог заговорить. Он
приготовил уже фразу: «вы слышали о моем горе?» Но кончил тем, что сказал, как и обыкновенно: «так вы это
приготовите мне», и с тем отпустил его.
Впрочем, из этой великолепной картины, как и из многих других, ничего не выходило. Приготовление
бумаги для фотографических снимков требует, как известно, величайшей осторожности и внимания. Надо иметь совершенно темную комнату, долго
приготовлять разные составы, давать время
бумаге вылеживаться и соблюдать другие, подобные этим условия. Несмотря на самопожертвование Гошкевича, с которым он трудился, ничего этого соблюсти было нельзя.
В теплой хате с великим смрадом на одной лавке был прилеплен стеариновый огарок и лежали две законвертованные
бумаги, которые Райнер, стоя на коленях у лавки,
приготовил по приказанию своего отрядного командира.
Расспросил насчет попа, дома ли он, чтоб, в случае надобности, можно было сейчас же за ним послать, справился, где стоит маменькин ящик с
бумагами, заперт ли он, и, успокоившись насчет существенного, призвал кухарку и велел
приготовить обедать для себя.
Во все время разговора Хаджи-Мурат сидел, заложив руку за рукоять кинжала, и чуть-чуть презрительно улыбался. Он сказал, что ему все равно, где жить. Одно, что ему нужно и что разрешено ему сардарем, это то, чтобы иметь сношения с горцами, и потому он желает, чтобы их допускали к нему. Иван Матвеевич сказал, что это будет сделано, и попросил Бутлера занять гостей, пока принесут им закусить и
приготовят комнаты, сам же он пойдет в канцелярию написать нужные
бумаги и сделать нужные распоряжения.