Неточные совпадения
Нет, Черт никакой Валерии не знал. Но он и матери моей не знал, такой
одинокой. Он даже не знал, что у меня есть мать. Когда я была с ним, я была — его
девочка, его чертова сиротиночка. Черт в меня, как в ту комнату, пришел на готовое. Ему просто нравилась комната, тайная красная комната — и тайная красная
девочка в столбняке любви на пороге.
Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим криком девушки, и вспышкой гнева и отчаяния самого автора… Зачем же, зачем он написал это?.. Такое ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе… Но нет. Я почувствовал, что он не мог, что было именно так, и он только видит этот ужас, и сам так же потрясен, как и я… И вот, к замирающему крику бедной
одинокой девочки присоединяется отчаяние, боль и гнев его собственного сердца…
Я протянула к ней руки… Я просила ее не меркнуть долго, долго и, пока я не вырасту большою, сиять каждую ночь, чтобы мне — маленькой,
одинокой девочке — не жутко было одной…
Неточные совпадения
Лонгрен поехал в город, взял расчет, простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока
девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все делать для
девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил
одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.
Когда я поднялся в это утро, все обычное и повседневное представлялось мне странно чужим, и мне все казалось, что хотя теперь не зима, а лето, но я все же могу еще что-то исправить и что-то сделать, чтобы разыскать
девочку, таким беспомощным,
одиноким пятнышком рисовавшуюся на снегу в незнакомом мне пустыре.
Что вы плачете так,
одинокая бедная
девочка. (Пауза.) Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы. Лизанька умирает возле уличной урны. Ваш сиреневый трупик закроет саваном мгла.
— Бедные две
девочки, как тут приютились у нас на подъезде! — сказал я, представляясь в виде Язона мутным очам добродетельнейшей в мире чухонки Эрнестины Крестьяновны, исправлявшей в моей
одинокой квартире должность кухарки и камердинера и называвшей, в силу многочисленности лежавших на ней обязанностей, свое единственное лицо собирательным именем: прислуги.
Страх, в котором держала скотница свою питомицу, часто даже исчезал в ребенке от избытка горя. Так случалось почти всякий раз, когда Домна, смягчившись после взрыва необузданной ярости, начинала ласкать и нежить собственных детей своих. Громко раздавались тогда за печуркою рыдания и всхлипывания
одинокой, заброшенной
девочки…