— Пишите билет,
говорят вам, — повторила княжна. — Это что за бунт? Мсьё Вольдемар с нами в первый раз, и сегодня для него закон не писан. Нечего ворчать, пишите, я так хочу.
Неточные совпадения
— Послушайте, — возразила она. —
Вы меня еще не знаете: я престранная; я хочу, чтоб мне всегда правду
говорили.
Вам, я слышала, шестнадцать лет, а мне двадцать один:
вы видите, я гораздо старше
вас, и потому
вы всегда должны мне
говорить правду… и слушаться меня, — прибавила она. — Глядите на меня — отчего
вы на меня не глядите?
— Во-первых, называйте меня Зинаидой Александровной, а во-вторых, — что это за привычка у детей (она поправилась) — у молодых людей — не
говорить прямо то, что они чувствуют? Это хорошо для взрослых. Ведь я
вам нравлюсь?
— «Что не любить оно не может», — повторила Зинаида. — Вот чем поэзия хороша: она
говорит нам то, чего нет и что не только лучше того, что есть, но даже больше похоже на правду… Что не любить оно не может — и хотело бы, да не может! — Она опять умолкла и вдруг встрепенулась и встала. — Пойдемте. У мамаши сидит Майданов; он мне принес свою поэму, а я его оставила. Он также огорчен теперь… что делать!
вы когда-нибудь узнаете… только не сердитесь на меня!
— Хорош же и я, — промолвил он, словно про себя, — очень нужно это ему
говорить. Одним словом, — прибавил он, возвысив голос, — повторяю
вам: здешняя атмосфера
вам не годится.
Вам здесь приятно, да мало чего нет! и в оранжерее тоже приятно пахнет — да жить в ней нельзя. Эй! послушайтесь, возьмитесь опять за Кайданова!
— Вот как, — повторила Зинаида. — Разве жить так весело? оглянитесь-ка кругом… Что — хорошо? Или
вы думаете, что я этого не понимаю, не чувствую? Мне доставляет удовольствие — пить воду со льдом, и
вы серьезно можете уверять меня, что такая жизнь стоит того, чтоб не рискнуть ею за миг удовольствия, — я уже о счастии не
говорю.
—
Вы это
говорите, чтобы меня утешить, — проворчал Беловзоров.
— Я с
вами была холодна — я знаю, — начала Зинаида, — но
вы не должны были обращать на это внимания… Я не могла иначе… Ну, да что об этом
говорить!
— Без вести пропал;
говорят, на Кавказ уехал. Урок
вам, молодой человек. А вся штука оттого, что не умеют вовремя расстаться, разорвать сети. Вот
вы, кажется, выскочили благополучно. Смотрите же, не попадитесь опять. Прощайте.
Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь, не делаю, а
говорю вам потому, что, может быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для города сделать. Силы у вас, ваше степенство, много; была б только воля на доброе дело. Вот хоть бы теперь то возьмем: у нас грозы частые, а не заведем мы громовых отводов.
— Вы думаете? — промолвила она. — Что ж? я не вижу препятствий… Я рада за Катю… и за Аркадия Николаича. Разумеется, я подожду ответа отца. Я его самого к нему пошлю. Но вот и выходит, что я была права вчера, когда я
говорила вам, что мы оба уже старые люди… Как это я ничего не видала? Это меня удивляет!
Неточные совпадения
Хлестаков. Я не шутя
вам говорю… Я могу от любви свихнуть с ума.
Аммос Федорович. Что
вы! что
вы: Цицерон! Смотрите, что выдумали! Что иной раз увлечешься,
говоря о домашней своре или гончей ищейке…
Аммос Федорович. Что ж
вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь. Я
говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и
говорю ему: «Слышали ли
вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому
вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я
вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!