Неточные совпадения
— Так как
же, Аркадий, — заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, — сейчас закладывать лошадей,
что ли? Или вы отдохнуть хотите?
— А вот на
что, — отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, — я лягушку распластаю да посмотрю,
что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те
же лягушки, только
что на ногах ходим, я и буду знать,
что и у нас внутри делается.
— Васька, слышь, барин говорит,
что мы с тобой те
же лягушки. Чудно!
Голос Аркадия дрожал сначала: он чувствовал себя великодушным, однако в то
же время понимал,
что читает нечто вроде наставления своему отцу; но звук собственных речей сильно действует на человека, и Аркадий произнес последние слова твердо, даже с эффектом.
— Мы познакомились, отец! — воскликнул он с выражением какого-то ласкового и доброго торжества на лице. — Федосья Николаевна, точно, сегодня не совсем здорова и придет попозже. Но как
же ты не сказал мне,
что у меня есть брат? Я бы уже вчера вечером его расцеловал, как я сейчас расцеловал его.
Казалось, ей и совестно было,
что она пришла, и в то
же время она как будто чувствовала,
что имела право прийти.
— Это очень похвальное самоотвержение, — произнес Павел Петрович, выпрямляя стан и закидывая голову назад. — Но как
же нам Аркадий Николаич сейчас сказывал,
что вы не признаете никаких авторитетов? Не верите им?
— Да зачем
же я стану их признавать? И
чему я буду верить? Мне скажут дело, я соглашаюсь, вот и все.
— Я? — спросила она и медленно подняла на него свой загадочный взгляд. — Знаете ли,
что это очень лестно? — прибавила она с незначительною усмешкой, а глаза глядели все так
же странно.
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А
что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай
же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И
что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.
— Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает, — продолжал между тем Базаров. — Растолкуй ему, пожалуйста,
что это никуда не годится. Ведь он не мальчик: пора бросить эту ерунду. И охота
же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.
— Вот как мы с тобой, — говорил в тот
же день, после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете: — в отставные люди попали, песенка наша спета.
Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит,
что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем.
— Точно так-с; но я полагаю,
что вы такого
же мнения об аристократах, как и об аристократишках.
Тогдашние тузы в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни — эфто,другие — эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то
же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать,
что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, — а в аристократе эти чувства развиты, — нет никакого прочного основания общественному… bien public…
«Брат говорит,
что мы правы, — думал он, — и, отложив всякое самолюбие в сторону, мне самому кажется,
что они дальше от истины, нежели мы, а в то
же время я чувствую,
что за ними есть что-то,
чего мы не имеем, какое-то преимущество над нами…
— Знаешь ли
что? — говорил в ту
же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сегодня,
что он получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой отец не поедет; махнем-ка мы с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
— Я советую тебе, друг мой, съездить с визитом к губернатору, — сказал он Аркадию, — ты понимаешь, я тебе это советую не потому, чтоб я придерживался старинных понятий о необходимости ездить к властям на поклон, а просто потому,
что губернатор порядочный человек; притом
же ты, вероятно, желаешь познакомиться с здешним обществом… ведь ты не медведь, надеюсь? А он послезавтра дает большой бал.
Она говорила и двигалась очень развязно и в то
же время неловко: она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем
что бы она ни делала, вам постоянно казалось,
что она именно это-то и не хотела сделать; все у ней выходило, как дети говорят, — нарочно, то есть не просто, не естественно.
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком,и в то
же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью,
что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges».
Звук ее голоса не выходил у него из ушей; самые складки ее платья, казалось, ложились у ней иначе,
чем у других, стройнее и шире, и движения ее были особенно плавны и естественны в одно и то
же время.
— Merci, — промолвила Одинцова, вставая. — Вы обещали мне посетить меня, привезите
же с собой и вашего приятеля. Мне будет очень любопытно видеть человека, который имеет смелость ни во
что не верить.
Ломание Базарова в первые минуты посещения неприятно подействовало на нее, как дурной запах или резкий звук; но она тотчас
же поняла,
что он чувствовал смущение, и это ей даже польстило.
Он ожидал,
что Базаров заговорит с Одинцовой, как с женщиной умною, о своих убеждениях и воззрениях: она
же сама изъявила желание послушать человека, «который имеет смелость ничему не верить», но вместо того Базаров толковал о медицине, о гомеопатии, о ботанике.
— Ну? — говорил он ему на улице, — ты все того
же мнения,
что она — ой-ой-ой?
— Да хоть послезавтра.
Что нам здесь делать-то! Шампанское с Кукшиной пить? Родственника твоего, либерального сановника, слушать?.. Послезавтра
же и махнем. Кстати — и моего отца усадьбишка оттуда недалеко. Ведь это Никольское по *** дороге?
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те
же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди,
что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
Вечером того
же дня Одинцова сидела у себя в комнате с Базаровым, а Аркадий расхаживал по зале и слушал игру Кати. Княжна ушла к себе наверх; она вообще терпеть не могла гостей, и в особенности этих «новых оголтелых», как она их называла. В парадных комнатах она только дулась; зато у себя, перед своею горничной, она разражалась иногда такою бранью,
что чепец прыгал у ней на голове вместе с накладкой. Одинцова все это знала.
— Итак, вы считаете меня спокойным, изнеженным, избалованным существом, — продолжала она тем
же голосом, не спуская глаз с окна. — А я так знаю о себе,
что я очень несчастлива.
— Меня эти сплетни даже не смешат, Евгений Васильевич, и я слишком горда, чтобы позволить им меня беспокоить. Я несчастлива оттого…
что нет во мне желания, охоты жить. Вы недоверчиво на меня смотрите, вы думаете: это говорит «аристократка», которая вся в кружевах и сидит на бархатном кресле. Я и не скрываюсь: я люблю то,
что вы называете комфортом, и в то
же время я мало желаю жить. Примирите это противоречие как знаете. Впрочем, это все в ваших глазах романтизм.
— Вы знаете поговорку: «Там хорошо, где нас нет», — возразил Базаров, — притом
же вы сами сказали вчера,
что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят.
— Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете,
что для вас медицина не существует. Вы — с вашим самолюбием — уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому
что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли, Евгений Васильич,
что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие
же испытания, как и вы.
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте
же,
что я люблю вас глупо, безумно… Вот
чего вы добились.
«Что-то у них произошло, — рассуждал он сам с собою, — зачем
же я буду торчать перед нею после отъезда? я ей окончательно надоем; я и последнее потеряю».
— Ну, смотри
же, хозяюшка, хлопочи, не осрамись; а вас, господа, прошу за мной пожаловать. Вот и Тимофеич явился к тебе на поклон, Евгений. И он, чай, обрадовался, старый барбос.
Что? ведь обрадовался, старый барбос? Милости просим за мной.
— А вот
что; сказать, например,
что просвещение полезно, это общее место; а сказать,
что просвещение вредно, это противоположное общее место. Оно как будто щеголеватее, а в сущности одно и то
же.
— Так; но почему
же и мне не высказать своей мысли? Я нахожу,
что говорить красиво — неприлично.
— Как тебе не стыдно, Евгений…
Что было, то прошло. Ну да, я готов вот перед ними признаться, имел я эту страсть в молодости — точно; да и поплатился
же я за нее! Однако, как жарко. Позвольте подсесть к вам. Ведь я не мешаю?
Аркадий вдруг почувствовал,
что он, по крайней мере, столько
же желал видеть Катю, сколько и самое Анну Сергеевну.
Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною по своей тяжести; другую с первого разу испортили; половина скотного двора сгорела, оттого
что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда, по уверению той
же старухи, вся беда произошла оттого,
что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
— О! я не сомневаюсь в том,
что мы решились истреблять друг друга; но почему
же не посмеяться и не соединить utile dulci? [Полезное с приятным (лат.).] Так-то: вы мне по-французски, а я вам по-латыни.
Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… «Он мне прямо в нос целит, — подумал Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов…» Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то
же мгновенье раздался выстрел. «Слышал, стало быть ничего», — успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку.
Николай Петрович сказал ему,
что брат сам себя поранил по неосторожности, на
что доктор отвечал: «Гм!» — но, получив тут
же в руку двадцать пять рублей серебром, промолвил: «Скажите! это часто случается, точно».
Но тут голос изменил ей, и в то
же время она почувствовала,
что Павел Петрович ухватил и стиснул ее руку… Она посмотрела на него, и так и окаменела. Он стал еще бледнее прежнего; глаза его блистали, и,
что всего было удивительнее, тяжелая, одинокая слеза катилась по его щеке.
— Ты мне окончательно открыл глаза! — воскликнул он. — Я недаром всегда утверждал,
что ты самый добрый и умный человек в мире; а теперь я вижу,
что ты такой
же благоразумный, как и великодушный…
— Не мог
же я отказаться! А
что касается до Анны Сергеевны, она сама, вы помните, во многом соглашалась с Евгением.
— Кто
же ею не дорожит? — спросил Аркадий, а у самого в уме мелькнуло: «На
что она?» — «На
что она?» — мелькнуло и у Кати. Молодым людям, которые часто и дружелюбно сходятся, беспрестанно приходят одни и те
же мысли.
— Довольно и так, — повторил за Катей Аркадий. — Да, да, — продолжал он, — вы недаром одной крови с Анной Сергеевной; вы так
же самостоятельны, как она; но вы более скрытны. Вы, я уверен, ни за
что первая не выскажете своего чувства, как бы оно ни было сильно и свято…
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — сказала она, — тем более
что, говоря по совести, и я согрешила тогда если не кокетством, так чем-то другим. Одно слово: будемте приятелями по-прежнему. То был сон, не правда ли? А кто
же сны помнит?
«А где
же Аркадий Николаич?» — спросила хозяйка и, узнав,
что он не показывался уже более часа, послала за ним.
— Я теперь уже не тот заносчивый мальчик, каким я сюда приехал, — продолжал Аркадий, — недаром
же мне и минул двадцать третий год; я по-прежнему желаю быть полезным, желаю посвятить все мои силы истине; но я уже не там ищу свои идеалы, где искал их прежде; они представляются мне… гораздо ближе. До сих пор я не понимал себя, я задавал себе задачи, которые мне не по силам… Глаза мои недавно раскрылись благодаря одному чувству… Я выражаюсь не совсем ясно, но я надеюсь,
что вы меня поймете…