Неточные совпадения
Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова «папаша» и даже раз заменил его словом «отец», произнесенным, правда, сквозь зубы;
с излишнею развязностью налил
себе в стакан гораздо больше вина, чем
самому хотелось, и выпил все вино.
Но Аркадий уже не слушал его и убежал
с террасы. Николай Петрович посмотрел ему вслед и в смущенье опустился на стул. Сердце его забилось… Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между им и сыном, сознавал ли он, что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не касался этого дела, упрекал ли он
самого себя в слабости — сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в виде ощущений — и то неясных; а
с лица не сходила краска, и сердце билось.
Аркадий
с сожалением посмотрел на дядю, и Николай Петрович украдкой пожал плечом.
Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о новом управляющем, который накануне приходил к нему жаловаться, что работник Фома «дибоширничает» и от рук отбился. «Такой уж он Езоп, — сказал он между прочим, — всюду протестовал
себя [Протестовал
себя — зарекомендовал, показал
себя.] дурным человеком; поживет и
с глупостью отойдет».
Он вышел в отставку, несмотря на просьбы приятелей, на увещания начальников, и отправился вслед за княгиней; года четыре провел он в чужих краях, то гоняясь за нею, то
с намерением теряя ее из виду; он стыдился
самого себя, он негодовал на свое малодушие… но ничто не помогало.
— Да, — продолжал, как бы говоря
с самим собой, Павел Петрович, — несомненное сходство.
— И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же
самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте
себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока
с Аркадием будем…
Княжна молча встала
с кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед за ней в столовую. Казачок в ливрее
с шумом отодвинул от стола обложенное подушками, также заветное, кресло, в которое опустилась княжна; Катя, разливавшая чай, первой ей подала чашку
с раскрашенным гербом. Старуха положила
себе меду в чашку (она находила, что пить чай
с сахаром и грешно и дорого, хотя
сама не тратила копейки ни на что) и вдруг спросила хриплым голосом...
В разговорах
с Анной Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко всему романтическому; а оставшись наедине, он
с негодованием сознавал романтика в
самом себе.
— Спустите штору и сядьте, — промолвила Одинцова, — мне хочется поболтать
с вами перед вашим отъездом. Расскажите мне что-нибудь о
самом себе; вы никогда о
себе не говорите.
— Мы говорили
с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о
самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором
с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастием, то есть таким, которым мы
сами обладаем? Отчего это? Иль вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
— Послушайте, я давно хотела объясниться
с вами. Вам нечего говорить, — вам это
самим известно, — что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды — вся жизнь перед вами. К чему вы
себя готовите? какая будущность ожидает вас? я хочу сказать — какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? словом, кто вы, что вы?
«Или?» — произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями… Она увидела
себя в зеркале; ее назад закинутая голова
с таинственною улыбкой на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот миг что-то такое, от чего она
сама смутилась…
— Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною, — проговорил он
с расстановкой, — тогда я изменю свое мнение о
самом себе.
(Николай Петрович не послушался брата, да и
сам Базаров этого желал; он целый день сидел у
себя в комнате, весь желтый и злой, и только на
самое короткое время забегал к больному; раза два ему случилось встретиться
с Фенечкой, но она
с ужасом от него отскакивала.)
— Анна Сергеевна, — поторопился сказать Базаров, — прежде всего я должен вас успокоить. Перед вами смертный, который
сам давно опомнился и надеется, что и другие забыли его глупости. Я уезжаю надолго, и согласитесь, хоть я и не мягкое существо, но мне было бы невесело унести
с собою мысль, что вы вспоминаете обо мне
с отвращением.
Ей все-таки было неловко
с Базаровым, хотя она и ему сказала, и
сама себя уверила, что все позабыто.
В свежем шелковом платье,
с широкою бархатною наколкой на волосах,
с золотою цепочкой на шее, она сидела почтительно-неподвижно, почтительно к
самой себе, ко всему, что ее окружало, и так улыбалась, как будто хотела сказать: «Вы меня извините, я не виновата».
С русскими он развязнее, дает волю своей желчи, трунит над
самим собой и над ними; но все это выходит у него очень мило, и небрежно, и прилично.
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня
сам государственный совет боится. Да что в
самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я
сам себя знаю,
сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но
с почтением поддерживается чиновниками.)
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в
самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у
себя. Хотите, прочту?
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит
себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Питался больше рыбою; // Сидит на речке
с удочкой // Да
сам себя то по носу, // То по лбу — бац да бац!
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю
сам ушел по грудь //
С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про
себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!