Неточные совпадения
Слуга, из чувства приличия, а
может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку.
—
Может быть, — проговорил он наконец, — она предполагает… она стыдится…
— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень
было приятно произнести эти слова), а во-вторых — захочу ли я хоть на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не
мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало
быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы.
— Нигилист, — проговорил Николай Петрович. — Это от латинского nihil, ничего,сколько я
могу судить; стало
быть, это слово означает человека, который… который ничего не признает?
— Тут у вас болотце
есть, возле осиновой рощи. Я взогнал штук пять бекасов, [Бекас — небольшая птица, болотная дичь.] ты
можешь убить их, Аркадий.
Он с детства отличался замечательною красотой; к тому же он
был самоуверен, немного насмешлив и как-то забавно желчен — он не
мог не нравиться.
— Вот видишь ли, Евгений, — промолвил Аркадий, оканчивая свой рассказ, — как несправедливо ты судишь о дяде! Я уже не говорю о том, что он не раз выручал отца из беды, отдавал ему все свои деньги, — имение, ты,
может быть, не знаешь, у них не разделено, — но он всякому рад помочь и, между прочим, всегда вступается за крестьян; правда, говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон…
—
Может быть, только у него сердце предоброе. И он далеко не глуп. Какие он мне давал полезные советы… особенно… особенно насчет отношений к женщинам.
Аркадий сказал правду: Павел Петрович не раз помогал своему брату; не раз, видя, как он бился и ломал себе голову, придумывая, как бы извернуться, Павел Петрович медленно подходил к окну и, засунув руки в карманы, бормотал сквозь зубы: «Mais je puis vous donner de l'argent», [Но я
могу дать тебе денег (фр.).] — и давал ему денег; но в этот день у него самого ничего не
было, и он предпочел удалиться.
Фенечка и свои волосы привела в порядок, и косынку надела получше, но она
могла бы остаться, как
была.
— Вот как мы с тобой, — говорил в тот же день, после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете: — в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж?
Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не
можем.
— Не беспокойся, — промолвил он. — Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин… господин доктор. Позвольте, — продолжал он, обращаясь снова к Базарову, — вы,
может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете,
был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным…
— Ты уже чересчур благодушен и скромен, — возразил Павел Петрович, — я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся,
может быть, несколько устарелым языком, vieilli, [Старомодно (фр.).] и не имеем той дерзкой самонадеянности… И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: «Какого вина вы хотите, красного или белого?» — «Я имею привычку предпочитать красное!» — отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновенье…
Николай Петрович продолжал ходить и не
мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах
был расстаться с темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустию, с этою тревогой…
Он
был ловкий придворный, большой хитрец, и больше ничего; в делах толку не знал, ума не имел, а умел вести свои собственные дела: тут уж никто не
мог его оседлать, а ведь это главное.
Вы,
может быть, не знаете, я ужасно вас боюсь.
—
Может быть, — пробормотал Аркадий, — я об этом судить не
могу. Она желает с тобой познакомиться и просила меня, чтоб я привез тебя к ней.
—
Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, — извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем альбоме, а вы мне заметили, что это меня занять не
может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете во мне художественного смысла, — да, во мне действительно его нет; но эти виды
могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например.
Она выслушала его и промолвила: «С вашей точки зрения, вы правы, и,
может быть, в этом случае я — барыня; но в деревне нельзя жить беспорядочно, скука одолеет», — и продолжала делать по-своему.
Катя всегда сжималась под зорким взглядом сестры, а Аркадий, как оно и следует влюбленному человеку, вблизи своего предмета уже не
мог обращать внимание ни на что другое; но хорошо ему
было с одной Катей.
Ему казалось иногда, что и в Одинцовой происходит перемена, что в выражении ее лица проявлялось что-то особенное, что,
может быть…
— Оттого, что вы сами мне сказали, что скучаете только тогда, когда ваш порядок нарушается. Вы так непогрешительно правильно устроили вашу жизнь, что в ней не
может быть места ни скуке, ни тоске… никаким тяжелым чувствам.
— Я вас знаю мало, — повторил Базаров. —
Может быть, вы правы;
может быть, точно, всякий человек — загадка. Да хотя вы, например: вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе на жительство двух студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою, живете в деревне?
— Притом, вы,
может быть, слишком требовательны, — промолвил он, наклонившись всем телом вперед и играя бахромою кресла.
—
Может быть. По-моему, или все, или ничего. Жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою, и тогда уже без сожаления и без возврата. А то лучше и не надо.
— Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастием, то
есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Иль вы,
может быть, ничего подобного не ощущаете?
—
Может быть, они кажутся вам смешными?
— Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы — с вашим самолюбием — уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли, Евгений Васильич, что я умела бы понять вас: я сама
была бедна и самолюбива, как вы; я прошла,
может быть, через такие же испытания, как и вы.
— Вы называете дружескую беседу болтовней… Или,
может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете.
— Тем хуже. Во всяком случае, я довольно наказан. Мое положение, с этим вы, вероятно, согласитесь, самое глупое. Вы мне написали: зачем уезжать? А я не
могу и не хочу остаться. Завтра меня здесь не
будет…
— Прошедшего не воротишь, Анна Сергеевна… а рано или поздно это должно
было случиться, следовательно, мне надобно уехать. Я понимаю только одно условие, при котором я бы
мог остаться; но этому условию не бывать никогда, ведь вы, извините мою дерзость, не любите меня и не полюбите никогда?
— У меня очень покойная коляска, — прибавил несчастный молодой человек, обращаясь к Аркадию, — я
могу вас подвезти, а Евгений Васильич
может взять ваш тарантас, так оно даже удобнее
будет.
— Ну,
может быть,
может быть — спорить не стану.
— Да, хроническим и очень упорным иктером. Я прописывал ему золототысячник и зверобой, морковь заставлял
есть, давал соду; но это все паллиативные средства; надо что-нибудь порешительней. Ты хоть и смеешься над медициной, а я уверен,
можешь подать мне дельный совет. Но об этом речь впереди. А теперь пойдем чай
пить.
— Ну, не сказал, так
мог и должен
был сказать в качестве поэта. Кстати, он, должно
быть, в военной службе служил.
—
Может быть; тебе со стороны видней. Коли
может женщина получасовую беседу поддержать, это уж знак хороший. А я все-таки уеду.
Аркадий, к собственному изумлению, беспрестанно думал о Никольском; прежде он бы только плечами пожал, если бы кто-нибудь сказал ему, что он
может соскучиться под одним кровом с Базаровым, и еще под каким! — под родительским кровом, а ему точно
было скучно, и тянуло его вон.
Трудно сказать, отчего это происходило;
может быть, оттого, что она бессознательно чувствовала в Базарове отсутствие всего дворянского, всего того высшего, что и привлекает и пугает.
— То
есть, говоря без аллегорий, к этой палке? — хладнокровно заметил Базаров. — Это совершенно справедливо. Вам нисколько не нужно оскорблять меня. Оно же и не совсем безопасно. Вы
можете остаться джентльменом… Принимаю ваш вызов тоже по-джентльменски.
— Соглашаюсь. Но
есть средство избегнуть этого грустного нарекания. Секундантов у нас не
будет, но
может быть свидетель.
— В таком случае предлагаю вам мои. Вы
можете быть уверены, что вот уже пять лет, как я не стрелял из них.
— Мало ли отчего! Впрочем, перед кем
можете вы
быть виноватою? Передо мной? Это невероятно. Перед другими лицами здесь в доме? Это тоже дело несбыточное. Разве перед братом? Но ведь вы его любите?
— Я Николая Петровича одного на свете люблю и век любить
буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я на Страшном суде скажу, что вины моей в том нет и не
было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать
могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
— Фенечка! — сказал он каким-то чудным шепотом, — любите, любите моего брата! Он такой добрый, хороший человек! Не изменяйте ему ни для кого на свете, не слушайте ничьих речей! Подумайте, что
может быть ужаснее, как любить и не
быть любимым! Не покидайте никогда моего бедного Николая!
—
Может быть, вас это сердит? О чем вы думаете?
— Я думаю о том, откуда
могла прийти вам эта наблюдательность, которая действительно
есть в вас. Вы так пугливы, недоверчивы; всех чуждаетесь…
— Вы,
может быть, хотите властвовать или…
— Евгений, ты знаешь, я всегда
был откровенен с тобою;
могу тебя уверить, божусь тебе, что ты ошибаешься.
— Это,
может быть, и справедливо, но ты все-таки ошибаешься.
— Не думаю. Но,
может быть, мне не следовало упоминать об этом. «А ты вперед не хитри», — прибавил он про себя.