Отец-то мой, покойник (царство ему небесное!), человек был справедливый, горячий был
тоже человек, не вытерпел, — да и кому охота свое доброе терять? — и в суд просьбу подал.
Неточные совпадения
В товарище Степушки я узнал
тоже знакомого: это был вольноотпущенный
человек графа Петра Ильича***, Михайло Савельев, по прозвищу Туман.
Отец-то у них был
человек ученый, сочинитель; умер, конечно, в бедности, но воспитание детям успел сообщить отличное; книг
тоже много оставил.
— Кучер твой справедливый
человек, — задумчиво отвечал мне Касьян, — а
тоже не без греха.
Вот хоть череда, например, трава добрая для
человека; вот подорожник
тоже; об них и говорить не зазорно: чистые травки — Божии.
На разъездах, переправах и в других тому подобных местах
люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади
тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
К нему
тоже шло названье Моргача, хотя он глазами не моргал более других
людей; известное дело: русский народ на прозвища мастер.
— Оригинал, оригинал! — подхватил он, с укоризной качая головой… — Зовут меня оригиналом… На деле-то оказывается, что нет на свете
человека менее оригинального, чем ваш покорнейший слуга. Я, должно быть, и родился-то в подражание другому… Ей-богу! Живу я
тоже словно в подражание разным мною изученным сочинителям, в поте лица живу; и учился-то я, и влюбился, и женился, наконец, словно не по собственной охоте, словно исполняя какой-то не то долг, не то урок, — кто его разберет!
— А добрые
люди здесь есть
тоже.
— Этого, барин,
тоже никак нельзя сказать: не растолкуешь. Да и забывается оно потом. Придет, словно как тучка прольется, свежо так, хорошо станет, а что такое было — не поймешь! Только думается мне: будь около меня
люди — ничего бы этого не было и ничего бы я не чувствовала, окромя своего несчастья.
И рассказали странники, // Как встретились нечаянно, // Как подрались, заспоривши, // Как дали свой зарок // И как потом шаталися, // Искали по губерниям // Подтянутой, Подстреленной, // Кому живется счастливо. // Вольготно на Руси? // Влас слушал — и рассказчиков // Глазами мерял: — Вижу я, // Вы
тоже люди странные! — // Сказал он наконец. — // Чудим и мы достаточно. // А вы — и нас чудней! —
— Митюхе (так презрительно назвал мужик дворника), Константин Дмитрич, как не выручить! Этот нажмет, да свое выберет. Он хрестьянина не пожалеет. А дядя Фоканыч (так он звал старика Платона) разве станет драть шкуру с человека? Где в долг, где и спустит. Ан и не доберет.
Тоже человеком.
Достаточно сказать только, что есть в одном городе глупый человек, это уже и личность; вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: «Ведь я
тоже человек, стало быть, я тоже глуп», — словом, вмиг смекнет, в чем дело.
— Ведь вот-с… право, не знаю, как бы удачнее выразиться… идейка-то уж слишком игривенькая… психологическая-с… Ведь вот-с, когда вы вашу статейку-то сочиняли, — ведь уж быть того не может, хе, хе! чтобы вы сами себя не считали, — ну хоть на капельку, —
тоже человеком «необыкновенным» и говорящим новое слово, — в вашем то есть смысле-с… Ведь так-с?
«За внешней грубостью — добрая, мягкая душа. Тип Тани Куликовой, Любаши Сомовой, Анфимьевны. Тип человека, который чувствует себя созданным для того, чтоб служить, — определял он, поспешно шагая и невольно оглядываясь: провожает его какой-нибудь субъект? — Служить — все равно кому. Митрофанов
тоже человек этой категории. Не изжито древнее, рабское, христианское. Исааки, как говорил отец…»
Неточные совпадения
(Раскуривая сигарку.)Почтмейстер, мне кажется,
тоже очень хороший
человек. По крайней мере, услужлив. Я люблю таких
людей.
Почтмейстер (продолжая читать).Хм… хм… хм… хм… «сивый мерин. Почтмейстер
тоже добрый
человек…» (Оставляя читать.)Ну, тут обо мне
тоже он неприлично выразился.
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам
тоже — я не люблю
людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Также заседатель ваш… он, конечно,
человек сведущий, но от него такой запах, как будто бы он сейчас вышел из винокуренного завода, это
тоже нехорошо.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу
тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!