Неточные совпадения
То
под забором Степушка
сидит и редьку гложет, или морковь сосет, или грязный кочан капусты
под себя крошит; то ведро с
водой куда-то тащит и кряхтит; то
под горшочком огонек раскладывает и какие-то черные кусочки из-за пазухи в горшок бросает; то у себя в чуланчике деревяшкой постукивает, гвоздик приколачивает, полочку для хлебца устроивает.
Через четверть часа мы уже
сидели на дощанике Сучка. (Собак мы оставили в избе
под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень было ловко, но охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца стоял Сучок и «пихался»; мы с Владимиром
сидели на перекладине лодки; Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю,
вода скоро появилась у нас
под ногами. К счастью, погода была тихая, и пруд словно заснул.
Итак, я лежал
под кустиком в стороне и поглядывал на мальчиков. Небольшой котельчик висел над одним из огней; в нем варились «картошки». Павлуша наблюдал за ним и, стоя на коленях, тыкал щепкой в закипавшую
воду. Федя лежал, опершись на локоть и раскинув полы своего армяка. Ильюша
сидел рядом с Костей и все так же напряженно щурился. Костя понурил немного голову и глядел куда-то вдаль. Ваня не шевелился
под своей рогожей. Я притворился спящим. Понемногу мальчики опять разговорились.
Неточные совпадения
Он видел, что мало того, чтобы
сидеть ровно, не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что
под ногами
вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
После чая все займутся чем-нибудь: кто пойдет к речке и тихо бродит по берегу, толкая ногой камешки в
воду; другой сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли кошка по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует взглядом и кончиком своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки любят
сидеть по целым дням на окне, подставляя голову
под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
А кругом, над головами, скалы, горы, крутизны, с красивыми оврагами, и все поросло лесом и лесом. Крюднер ударил топором по пню, на котором мы
сидели перед хижиной; он сверху весь серый; но едва топор сорвал кору, как
под ней заалело дерево, точно кровь. У хижины тек ручеек, в котором бродили красноносые утки. Ручеек можно перешагнуть, а
воды в нем так мало, что нельзя и рук вымыть.
Там высунулась из
воды голова буйвола; там бедный и давно не бритый китаец,
под плетеной шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их
сидят около походной лавочки или в своих магазинах, на пятках, в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку у самого рта, и время от времени достают из другой чашки, с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и едят.
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, —
вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он
сиживал на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец
под него.