Неточные совпадения
Я глядел тогда на зарю, на деревья, на зеленые мелкие листья, уже потемневшие, но еще резко отделявшиеся от розового неба; в гостиной, за фортепьянами, сидела Софья и беспрестанно наигрывала какую-нибудь
любимую, страстно задумчивую фразу из Бетховена; злая старуха мирно похрапывала, сидя на диване; в столовой, залитой потоком алого света, Вера хлопотала за чаем; самовар затейливо шипел, словно чему-то радовался; с веселым треском ломались крендельки, ложечки звонко стучали по чашкам; канарейка, немилосердно трещавшая
целый день, внезапно утихала и только изредка чирикала, как будто о чем-то спрашивала; из прозрачного, легкого облачка мимоходом падали редкие капли…
— Бог с вами, милушка! Неисправимая вы фанатичка! Ишь что выдумала. Подавать в отставку! — заворчала Нарукова, обнимая и
целуя любимую свою помощницу. — Ради какой-то негодной девчонки и в отставку… Куда как хорошо!
Несмотря на то что эту торжественную формулу он заключил новой звучной икотой, видно было, что он огорчился и весь как-то потускнел, точно по его блаженству прошлись сапожной щеткой. Я понял теперь и причину этого омраченного блаженства: оно было тем отпечатком, который накладывают на человека ласки и
поцелуи любимой женщины. Но на что злился старик?
Неточные совпадения
Возвратившись домой, Грустилов
целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему
любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.
— Я знал, я знал! — повторял он свою
любимую фразу и, схватив ее руку, которая ласкала его волосы, стал прижимать ее ладонью к своему рту и
целовать ее.
Прежде он помнил имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох был
любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым на небо в голове его привязывался
целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами глядя на цепочку часов отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
Все слилось в одну
цель. Они, впрочем, и прежде были не так уж очень глупы, хотя их была тьма тем и тысяча тысяч. Но были
любимые… Впрочем, не приводить же их здесь.
Она в первую минуту вспомнила смутно о том новом чудном мире чувств и мыслей, который открыт был ей прелестным юношей, любившим ее и
любимым ею, и потом об его непонятной жестокости и
целом ряде унижений, страданий, которые последовали за этим волшебным счастьем и вытекали из него.