— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату,
знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
Неточные совпадения
Жила она в дрянной, полуразвалившейся избенке, перебивалась кое-как и кое-чем, никогда не
знала накануне, будет
ли сыта завтра, и вообще терпела участь горькую.
— И пошел. Хотел было справиться, не оставил
ли покойник какого по себе добра, да толку не добился. Я хозяину-то его говорю: «Я, мол, Филиппов отец»; а он мне говорит: «А я почем
знаю? Да и сын твой ничего, говорит, не оставил; еще у меня в долгу». Ну, я и пошел.
—
Знаю,
знаю, что ты мне скажешь, — перебил его Овсяников, — точно: по справедливости должен человек жить и ближнему помогать обязан есть. Бывает, что и себя жалеть не должен… Да ты разве все так поступаешь? Не водят тебя в кабак, что
ли? не поят тебя, не кланяются, что
ли: «Дмитрий Алексеич, дескать, батюшка, помоги, а благодарность мы уж тебе предъявим», — да целковенький или синенькую из-под полы в руку? А? не бывает этого? сказывай, не бывает?
— Не на твои
ли деньги? ась? Ну, ну, хорошо, скажу ему, скажу. Только не
знаю, — продолжал старик с недовольным лицом, — этот Гарпенченко, прости Господи, жила: векселя скупает, деньги в рост отдает, именья с молотка приобретает… И кто его в нашу сторону занес? Ох, уж эти мне заезжие! Не скоро от него толку добьешься; а впрочем, посмотрим.
— Уж поверьте мне, Гаврила Антоныч, — возразил голос толстяка, — уж мне
ли не
знать здешних порядков, сами посудите.
— Э, да что с тобой толковать; сиди смирно, а то у меня,
знаешь? Не видишь, что
ли, барина?
— А что будешь делать с размежеваньем? — отвечал мне Мардарий Аполлоныч. — У меня это размежевание вот где сидит. (Он указал на свой затылок.) И никакой пользы я от этого размежевания не предвижу. А что я конопляники у них отнял и сажалки, что
ли, там у них не выкопал, — уж про это, батюшка, я сам
знаю. Я человек простой, по-старому поступаю. По-моему: коли барин — так барин, а коли мужик — так мужик… Вот что.
— Что вы, молодой человек, что вы? — заговорил он, качая головой. — Что я злодей, что
ли, что вы на меня так уставились? Любяй да наказует: вы сами
знаете.
Недавно купил я в городе жернова; ну, привез их домой, да как стал их с телеги-то выкладывать, понатужился,
знать, что
ли, в череве-то у меня так екнуло, словно оборвалось что… да вот с тех пор все и нездоровится.
— Пожалуй, хоша оно того… Вот видите
ли, — начал он, — но я, право, не
знаю…
Видите
ли, ей, глядя на меня, вдруг в голову пришло женить меня на своей зеленой компаньонке, — это я после
узнал: оттого-то она так и разозлилась.
«Однако ж это странно, — замечает другой экзаменатор, — что же вы, как немой, стоите? ну, не
знаете, что
ли? так так и скажите».
Да и теперь пора бы
знать, а я, ей-богу, и теперь не
знаю, любил
ли я Софью.
Это было существо доброе, умное, молчаливое, с теплым сердцем; но, бог
знает отчего, от долгого
ли житья в деревне, от других
ли каких причин, у ней на дне души (если только есть дно у души) таилась рана, или, лучше сказать, сочилась ранка, которую ничем не можно было излечить, да и назвать ее ни она не умела, ни я не мог.
Я не
знал, что сказать, и как ошеломленный глядел на это темное, неподвижное лицо с устремленными на меня светлыми и мертвенными глазами. Возможно
ли? Эта мумия — Лукерья, первая красавица во всей нашей дворне, высокая, полная, белая, румяная, хохотунья, плясунья, певунья! Лукерья, умница Лукерья, за которою ухаживали все наши молодые парни, по которой я сам втайне вздыхал, я — шестнадцатилетний мальчик!
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я
знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так
ли?
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали
ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я не
знаю, как могло начальство поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно. Не прикажете
ли, я все это изложу лучше на бумаге?
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя
ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее,
знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится
ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы
узнать, нет
ли где измены.