Неточные совпадения
— Та птица Богом определенная для человека, а коростель — птица вольная, лесная. И не он один: много ее, всякой лесной твари, и полевой и речной твари, и болотной и луговой, и верховой и низовой — и грех ее убивать, и пускай она
живет на земле до своего предела… А человеку пища положена другая; пища ему другая и другое питье:
хлеб — Божья благодать, да воды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
— Что? грозить мне вздумал? — с сердцем заговорил он. — Ты думаешь, я тебя боюсь? Нет, брат, не
на того наткнулся! чего мне бояться?.. Я везде себе
хлеб сыщу. Вот ты — другое дело! Тебе только здесь и
жить, да наушничать, да воровать…
— Ну да! вот это прекрасно! Я — виноват! Я — много требовал! Я!! Je vous demande un peu! [Прошу покорно! (франц.)] А впрочем, я знал зараньше, что у вас есть готовое оправдание! Я — должен был
жить на хлебе и воде! Я — должен был рисковать своею карьерой! Я — должен был довольствоваться ролью pique-assiette'a [прихлебателя (франц.)] при более счастливых товарищах! Вы это,конечно, хотите сказать?
Иногда хотелось остановиться посреди палаты и хохотать без удержу. Это — воины! Всю жизнь они
прожили на хлебах народа, и единственным оправданием их жизни могло быть только то, от чего они теперь так старательно увертывались. Теперь, впрочем, смеяться мне уж не хочется…
На слове «временно» особенно настаивала Елизавета Ивановна, вследствие своей немецкой бережливости опасавшаяся, чтобы племянница, хотя и богатая, пожалуй, долго
проживет на хлебах дядюшки и, конечно, приедет не одна, а в сопровождении дворовых людей в подобающем ее княжескому достоинству количестве.
Неточные совпадения
— Ну, чего он говорит, господи, чего он говорит! Богатые, а? Мил-лай Петр Васильев, али богатые в деревнях
живут когда? Э-эх, — не видано, чтобы богатый в деревне вырос, это он в городе,
на легком
хлебе…
На тревожные вопросы Клима он не спеша рассказал, что тарасовские мужики давно
живут без
хлеба; детей и стариков послали по миру.
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы
жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять
на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах,
на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного
хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
Можно
прожить на Выборгской стороне, не показывая носа
на свет Божий: кусок будет хороший, не жалуюсь,
хлеба не переешь!
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они
живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит
на сына, а с сына опять
на отца.
На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок
хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!