Потом мне хотелось ее от чего-то защищать, утешить, приласкать — просто унести в какой-то
неведомый край, где и светло, и хорошо, и цветут сказочные цветы, и поют удивительные птицы, и поэтически журчат фонтаны, и гуляет «девушка в белом платье», такая чудная и свежая, как только что распустившийся цветок.
Вы, князья буй Рюрик и Давид! // Смолкли ваши воинские громы. // А не ваши ль плавали в крови // Золотом покрытые шеломы? // И не ваши ль храбрые полки // Рыкают, как туры, умирая // От каленой сабли, от руки // Ратника
неведомого края? // Встаньте, государи, в злат стремень // За обиду в этот черный день, // За Русскую землю, // За Игоревы раны — // Удалого сына Святославича!
В ноябре 1833 года Альбина простилась с домашними, как на смерть, со слезами провожавшими ее в дальний,
неведомый край варварской Московии, села с старой преданной няней Лудвикой, которую она брала с собой, в отцовский, вновь исправленный для дальней дороги возок и пустилась в дальнюю дорогу.
Неточные совпадения
Все высыпали на палубу (сейчас 12, звонок на обед) и, перегнувшись через стеклянный планшир, торопливо, залпом глотали
неведомый, застенный мир — там, внизу. Янтарное, зеленое, синее: осенний лес, луга, озеро. На
краю синего блюдечка — какие-то желтые, костяные развалины, грозит желтый, высохший палец, — должно быть, чудом уцелевшая башня древней церкви.
Нисходит ночь на мир прекрасный, // Кругом все дышит тишиной; // Любви и грусти полон страстной, // Пою один про
край иной! // Весенних листьев трепетанье, // Во мраке веющие сны, // Журчанье вод, цветов дыханье — // Все мне звучит как обещанье // Другой,
неведомой весны!
Что вы с ветром не несетесь // В
край неведомый, чужой?
И Лиза засела между четырьмя стенами. Она не позволяла себе выходить ни на двор, ни на террасу. Ей можно было видеть небо только из-за оконной занавески… К ее несчастью, папаша Ивана Петровича всё время был под открытым небом и спал даже на террасе. Обыкновенно отец Петр, маленький попик, в коричневой рясе и в цилиндре с поднятыми
краями, медленно разгуливал вокруг дач и с любопытством поглядывал сквозь свои дедовские очки на «
неведомые земли».
Она не устояла и всецело, повторяем, подпала под его власть. Он мог взять ее каждую минуту, взять всю, безраздельно, по мановению его руки она пошла бы за ним на
край света, ни разу не оглянувшись назад. Но он не брал ее, он медлил, он вел ее к какой-то, если не
неведомой, то не совсем понятной для нее цели.