Неточные совпадения
Литвинов с возрастающим удивлением слушал Потугина: все приемы, все обороты его неторопливой, но самоуверенной речи изобличали и уменье и охоту говорить. Потугин, точно, и
любил и умел говорить; но как человек, из которого жизнь уже успела повытравить самолюбие, он с философическим
спокойствием ждал случая, встречи по сердцу.
Оставить этот свет я не в силах, но и жить в нем без тебя не могу. Мы скоро вернемся в Петербург, приезжай туда, живи там, мы найдем тебе занятия, твои прошедшие труды не пропадут, ты найдешь для них полезное применение… Только живи в моей близости, только
люби меня, какова я есть, со всеми моими слабостями и пороками, и знай, что ничье сердце никогда не будет так нежно тебе предано, как сердце твоей Ирины. Приходи скорее ко мне, я не буду иметь минуты
спокойствия, пока я тебя не увижу.
— Я, Крестьян Иванович, — стал продолжать господин Голядкин все в прежнем тоне, немного раздраженный и озадаченный крайним упорством Крестьяна Ивановича, — я, Крестьян Иванович,
люблю спокойствие, а не светский шум.
Неточные совпадения
И увидав, что, желая успокоить себя, она совершила опять столько раз уже пройденный ею круг и вернулась к прежнему раздражению, она ужаснулась на самое себя. «Неужели нельзя? Неужели я не могу взять на себя? — сказала она себе и начала опять сначала. — Он правдив, он честен, он
любит меня. Я
люблю его, на-днях выйдет развод. Чего же еще нужно? Нужно
спокойствие, доверие, и я возьму на себя. Да, теперь, как он приедет, скажу, что я была виновата, хотя я и не была виновата, и мы уедем».
Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это благородное
спокойствие и светящуюся во всем доброту ко всем; вспомнила любовь к себе того, кого она
любила, и ей опять стало радостно на душе, и она с улыбкой счастия легла на подушку.
— Я ненавижу твое
спокойствие. Ты не должен был доводить меня до этого. Если бы ты
любил меня…
Некстати было бы мне говорить о них с такою злостью, — мне, который, кроме их, на свете ничего не
любит, — мне, который всегда готов был им жертвовать
спокойствием, честолюбием, жизнию… Но ведь я не в припадке досады и оскорбленного самолюбия стараюсь сдернуть с них то волшебное покрывало, сквозь которое лишь привычный взор проникает. Нет, все, что я говорю о них, есть только следствие
— Это я вижу, кузина; но поймете ли? — вот что хотел бы я знать!
Любили и никогда не выходили из вашего олимпийского
спокойствия?