— Право, мне кажется, я не должна… А, впрочем, — прибавила Лиза и с улыбкой оборотилась к Лаврецкому, — что за откровенность вполовину?
Знаете ли? Я получила сегодня письмо.
— Очень, очень вам благодарна, моя милая. Родных никогда забывать не следует. А
знаете ли, я удивляюсь, как вы хорошо говорите по-русски. C’est étonnant. [то удивительно (фр.).]
— Наши голоса должны идти друг к другу, — промолвила она, обращаясь к Паншину, — споемте дуэт.
Знаете ли вы Son geloso, или La ci darem, или Mira la bianca luna?
—
Знаете ли, — шепнула она Варваре Павловне, — я хочу попытаться помирить вас с вашим мужем; не отвечаю за успех, но попытаюсь. Он меня, вы знаете, очень уважает.
— А потом, что это у вас за ангелочек эта Адочка, что за прелесть! Как она мила, какая умненькая; по-французски как говорит; и по-русски понимает — меня тетенькой назвала. И
знаете ли, этак чтобы дичиться, как все почти дети в ее годы дичатся, — совсем этого нет. На вас так похожа, Федор Иваныч, что ужас. Глаза, брови… ну вы, как есть — вы. Я маленьких таких детей не очень люблю, признаться; но в вашу дочку просто влюбилась.
Неточные совпадения
— Вот и в вашем доме, — продолжал он, — матушка ваша, конечно, ко мне благоволит — она такая добрая; вы… впрочем, я не
знаю вашего мнения обо мне; зато ваша тетушка просто меня терпеть не может. Я ее тоже, должно быть, обидел каким-нибудь необдуманным, глупым словом. Ведь она меня не любит, не правда
ли?
Трудно сказать, ясно
ли он сознавал, в чем, собственно, состояло это дело, и бог
знает, удалось
ли бы ему вернуться в Россию к зиме; пока он ехал с женою в Баден-Баден…
Потом он стал думать о Лизе, о том, что вряд
ли она любит Паншина; что встреться он с ней при других обстоятельствах, — бог
знает, что могло бы из этого выйти; что она понимает Лемма, хотя у ней «своих» слов нет.
Слезая с коня, он в последний раз оглянулся с невольной благодарной улыбкой. Ночь, безмолвная, ласковая ночь, лежала на холмах и на долинах; издали, из ее благовонной глубины, бог
знает откуда — с неба
ли, с земли, — тянуло тихим и мягким теплом. Лаврецкий послал последний поклон Лизе и взбежал на крыльцо.
— Вы то же самое и в тех же самых выражениях сказали мне четвертого дня. Я желаю
знать, любите
ли вы его тем сильным, страстным чувством, которое мы привыкли называть любовью?
— Ступайте, — сказала она прежде, чем он успел ответить, — мы вместе помолимся за упокой еедуши. — Потом она прибавила, что не
знает, как ей быть, не
знает, имеет
ли она право заставлять Паншина долее ждать ее решения.
— Я
знаю, я еще ничем не заслужила своего прощения; могу
ли я надеяться по крайней мере, что со временем…
Марья Дмитриевна очень встревожилась, когда ей доложили о приезде Варвары Павловны Лаврецкой; она даже не
знала, принять
ли ее: она боялась оскорбить Федора Иваныча. Наконец любопытство превозмогло. «Что ж, — подумала она, — ведь она тоже родная, — и, усевшись в креслах, сказала лакею: — Проси!» Прошло несколько мгновений; дверь отворилась; Варвара Павловна быстро, чуть слышными шагами приблизилась к Марье Дмитриевне и, не давая ей встать с кресел, почти склонила перед ней колени.
Лаврецкий
узнал фортепьяно; даже пяльцы у окна стояли те же, в том же положении — и чуть
ли не с тем же неконченым шитьем, как восемь лет тому назад.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я
знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так
ли?
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали
ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я не
знаю, как могло начальство поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно. Не прикажете
ли, я все это изложу лучше на бумаге?
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя
ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее,
знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится
ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы
узнать, нет
ли где измены.