Неточные совпадения
Марья Дмитриевна не раз в
душе пожалела о своем хорошеньком Покровском с веселой речкой, широкими лугами и зелеными рощами; но она ни в чем не прекословила мужу и благоговела пред его умом и знанием света.
Марья Дмитриевна в нем
души не чаяла.
Ему было за тридцать лет, когда он наследовал от отца две тысячи
душ в отличном порядке, но он скоро их распустил, частью продал свое именье, дворню избаловал.
Бывший наставник Ивана Петровича, отставной аббат и энциклопедист, удовольствовался тем, что влил целиком в своего воспитанника всю премудрость XVIII века, и он так и ходил наполненный ею; она пребывала в нем, не смешавшись с его кровью, не проникнув в его
душу, не сказавшись крепким убеждением…
Только с матерью своею он и отводил
душу и по целым часам сиживал в ее низких покоях, слушая незатейливую болтовню доброй женщины и наедаясь вареньем.
И она привязалась к Ивану Петровичу всей силой
души, как только русские девушки умеют привязаться — и отдалась ему.
Чувство совершенного долга, торжества, чувство гордости наполняло его
душу; да и разлука с женой не очень пугала его; его бы скорее смутила необходимость постоянно жить с женою.
Когда Феде минул шестнадцатый год, Иван Петрович почел за долг заблаговременно поселить в него презрение к женскому полу, — и молодой спартанец, с робостью на
душе, с первым пухом на губах, полный соков, сил и крови, уже старался казаться равнодушным, холодным и грубым.
Предложение его было принято; генерал давным-давно, чуть ли не накануне первого посещения Лаврецкого, спросил у Михалевича, сколько у него, Лаврецкого,
душ; да и Варваре Павловне, которая во все время ухаживания молодого человека и даже в самое мгновение признания сохранила обычную безмятежность и ясность
души, и Варваре Павловне хорошо было известно, что жених ее богат; а Каллиопа Карловна подумала: «Meine Tochter macht eine schöne Partie», [Моя дочь делает прекрасную партию (нем.).] — и купила себе новый ток.
В этой статейке сквозь обычную игривость проступало какое-то дружественное соболезнование; очень гадко сделалось на
душе Федора Иваныча при чтении этой статейки.
Он опять мог заниматься, работать, хотя уже далеко не с прежним рвением: скептицизм, подготовленный опытами жизни, воспитанием, окончательно забрался в его
душу.
— Кажется, он ей нравится, а впрочем, господь ее ведает! Чужая
душа, ты знаешь, темный лес, а девичья и подавно. Вот и Шурочкину
душу — поди, разбери! Зачем она прячется, а не уходит, с тех пор как ты пришел?
— Да, — промолвил он с расстановкой, — девичью
душу не разгадаешь.
Приложившись головой к подушке и скрестив на груди руки, Лаврецкий глядел на пробегавшие веером загоны полей, на медленно мелькавшие ракиты, на глупых ворон и грачей, с тупой подозрительностью взиравших боком на проезжавший экипаж, на длинные межи, заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной; он глядел… и эта свежая, степная, тучная голь и глушь, эта зелень, эти длинные холмы, овраги с приземистыми дубовыми кустами, серые деревеньки, жидкие березы — вся эта, давно им не виданная, русская картина навевала на его
душу сладкие и в то же время почти скорбные чувства, давила грудь его каким-то приятным давлением.
Образы прошедшего по-прежнему, не спеша, поднимались, всплывали в его
душе, мешаясь и путаясь с другими представлениями.
«Квас неси», — повторяет тот же бабий голос, — и вдруг находит тишина мертвая; ничто не стукнет, не шелохнется; ветер листком не шевельнет; ласточки несутся без крика одна за другой по земле, и печально становится на
душе от их безмолвного налета.
В то самое время в других местах на земле кипела, торопилась, грохотала жизнь; здесь та же жизнь текла неслышно, как вода по болотным травам; и до самого вечера Лаврецкий не мог оторваться от созерцания этой уходящей, утекающей жизни; скорбь о прошедшем таяла в его
душе как весенний снег, — и странное дело! — никогда не было в нем так глубоко и сильно чувство родины.
Даже сидя в коляске, старик продолжал дичиться и ежиться; но тихий, теплый воздух, легкий ветерок, легкие тени, запах травы, березовых почек, мирное сиянье безлунного звездного неба, дружный топот и фыркание лошадей — все обаяния дороги, весны, ночи спустились в
душу бедного немца, и он сам первый заговорил с Лаврецким.
«Любовь», — повторил про себя Лаврецкий, задумался, и тяжело стало у него на
душе.
Марья Дмитриевна, всегда чувствительная на ласку и уже вовсе не ожидавшая такой любезности от «тюленя», умилилась
душою и согласилась.
— Ну, если не разочарованный,то скептык,это еще хуже (выговор Михалевича отзывался его родиной, Малороссией). А с какого права можешь ты быть скептиком? Тебе в жизни не повезло, положим; в этом твоей вины не было: ты был рожден с
душой страстной, любящей, а тебя насильственно отводили от женщин: первая попавшаяся женщина должна была тебя обмануть.
Оказалось, что у Михалевича гроша за
душой не было.
Многие из слов Михалевича неотразимо вошли ему в
душу, хоть он и спорил и не соглашался с ним.
Лиза задумалась. Лаврецкий заговорил о своем житье-бытье в Васильевском, о Михалевиче, об Антоне; он чувствовал потребность поговорить с Лизой, сообщить ей все, что приходило ему в
душу: она так мило, так внимательно его слушала; ее редкие замечания и возражения казались ему так просты и умны. Он даже сказал ей это.
— Да, да, вы угадали, — подхватил внезапно Лаврецкий, — в течение этих двух недель я узнал, что значит чистая женская
душа, и мое прошедшее еще больше от меня отодвинулось.
— От нас, от нас, поверьте мне (он схватил ее за обе руки; Лиза побледнела и почти с испугом, но внимательно глядела на него), лишь бы мы не портили сами своей жизни. Для иных людей брак по любви может быть несчастьем; но не для вас, с вашим спокойным нравом, с вашей ясной
душой! Умоляю вас, не выходите замуж без любви, по чувству долга, отреченья, что ли… Это то же безверие, тот же расчет, — и еще худший. Поверьте мне — я имею право это говорить: я дорого заплатил за это право. И если ваш бог…
«Неужели, — подумал он, — мне в тридцать пять лет нечего другого делать, как опять отдать свою
душу в руки женщины?
Он почувствовал, что она молилась и за него, — и чудное умиление наполнило его
душу.
«Ты меня сюда привела, — подумал он, — коснись же меня, коснись моей
души».
Она все так же тихо молилась; лицо ее показалось ему радостным, и он умилился вновь, он попросил другой
душе — покоя, своей — прощенья…
Лизе и в голову не приходило, что она патриотка; но ей было по
душе с русскими людьми; русский склад ума ее радовал; она, не чинясь, по целым часам беседовала с старостой материнского имения, когда он приезжал в город, и беседовала с ним, как с ровней, без всякого барского снисхождения.
Лаврецкий отдавался весь увлекавшей его волне — и радовался; но слово не выразит того, что происходило в чистой
душе девушки: оно было тайной для нее самой; пусть же оно останется и для всех тайной.
Чувство неожиданной, великой радости наполняло его
душу; все сомнения в нем замерли.
Эти звуки так и впивались в его
душу, только что потрясенную счастьем любви; они сами пылали любовью.
Лиза ее слушала — и образ вездесущего, всезнающего бога с какой-то сладкой силой втеснялся в ее
душу, наполнял ее чистым, благоговейным страхом, а Христос становился ей чем-то близким, знакомым, чуть не родным; Агафья и молиться ее выучила.
Но след, оставленный ею в
душе Лизы, не изгладился.
Вчерашние звуки охватили его, образ Лизы восстал в его
душе во всей своей кроткой ясности; он умилился при мысли, что она его любит, — и подъехал к своему городскому домику успокоенный и счастливый.
Желчь его
душила; слишком внезапно поразил его этот удар.
Лаврецкий опять бросился на диванчик, и опять со дна его
души зашевелился горестный смех.
Горько ей стало на
душе; не заслужила она такого униженья.
Внезапный перелом в ее судьбе потряс ее до основания; в два каких-нибудь часа ее лицо похудело; но она и слезинки не проронила. «Поделом!» — говорила она самой себе, с трудом и волнением подавляя в
душе какие-то горькие, злые, ее самое пугавшие порывы.
— Да, она играет недурно и любит музыку; но что это значит перед вами? Но здесь есть еще один молодой человек; вот с кем вы должны познакомиться. Это — артист в
душе и сочиняет премило. Он один может вас вполне оценить.
— Артист в
душе, и такой любезный. Вы его увидите. Он все время очень часто у меня бывал; я пригласила его на сегодняшний вечер; надеюсь,что он придет, — прибавила Марья Дмитриевна с коротким вздохом и косвенной горькой улыбкой.
— Какая
душа, — проговорила она вполголоса Гедеоновскому.
Лиза казалась спокойной; и точно: у ней на
душе тише стало; странная бесчувственность, бесчувственность осужденного нашла на нее.
Сыгранный ею самою вальс звенел у ней в голове, волновал ее; где бы она ни находилась, стоило ей только представить себе огни, бальную залу, быстрое круженье под звуки музыки — и
душа в ней так и загоралась, глаза странно меркли, улыбка блуждала на губах, что-то грациозно-вакхическое разливалось по всему телу.
Вспомнил он чувство, охватившее его
душу на другой день после приезда в деревню; вспомнил свои тогдашние намерения и сильно негодовал на себя.
— Да как же; тут уж эти они, как бишь они по-вашему, дуэты пошли. И все по-итальянски: чи-чида ча-ча,настоящие сороки. Начнут ноты выводить, просто так за
душу и тянут. Паншин этот, да вот твоя. И как это все скоро уладилось: уж точно, по-родственному, без церемоний. А впрочем, и то сказать: собака — и та пристанища ищет; не пропадать же, благо люди не гонят.
Я сказал вам это на второй же день вашего возвращения, и вы сами, в это мгновенье, в
душе со мной согласны.
Лаврецкий ей низко поклонился. Варвара Павловна поняла, что муж в
душе благодарил ее.