Цитаты со словом «напевать»
Целый вечер он провел с приятными дамами, с образованными мужчинами; некоторые из дам
были красивы, почти все мужчины отличались умом и талантами — сам он беседовал весьма успешно и даже блистательно… и, со всем тем, никогда еще то «taedium vitae», о котором говорили уже римляне, то «отвращение к жизни» — с такой неотразимой силой не овладевало им, не душило его.
Будь он несколько помоложе — он заплакал бы от тоски, от скуки, от раздражения: горечь едкая и жгучая, как горечь полыни, наполняла всю его душу.
На сон нечего
было рассчитывать: он знал, что он не заснет.
Дело
было летом 1840 года.
Человек он
был с небольшим состоянием, но независимый, почти бессемейный.
Санин в точности исполнил свое намерение и так искусно распорядился, что в день прибытия во Франкфурт у него оказалось ровно столько денег, сколько нужно
было для того, чтобы добраться до Петербурга.
Санин зашел в нее, чтобы
выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, — в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца, большой клубок красной шерсти лежал на полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева.
Глаза его
были закрыты, тень от черных густых волос падала пятном на словно окаменелый лоб, на недвижные тонкие брови; из-под посиневших губ виднелись стиснутые зубы.
Мальчик
был одет и застегнут; тесный галстух сжимал его шею.
Со всех сторон круто вздымаясь кверху и падая обратно растрепанными косицами, они придавали фигуре старичка сходство с хохлатой курицей — сходство тем более поразительное, что под их темно-серой массой только и можно
было разобрать, что заостренный нос да круглые желтые глаза.
— Это обморок, а не удар, — проговорил он, обратясь к Панталеоне. —
Есть у вас щетки?
— А, щетки! Spazzette! Как не
быть щеток!
Санин проворно снял сюртук с лежавшего мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки — и, вооружившись щеткой, начал изо всех сил тереть ему грудь и руки. Панталеоне так же усердно тер другой — головной щеткой — по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась на колени возле дивана и, схватив обеими руками голову, не мигая ни одной векою, так и впилась в лицо своему брату. Санин сам тер — а сам искоса посматривал на нее. Боже мой! какая же это
была красавица!
Нос у ней
был несколько велик, но красивого, орлиного ладу, верхнюю губу чуть-чуть оттенял пушок; зато цвет лица, ровный и матовый, ни дать ни взять слоновая кость или молочный янтарь, волнистый лоск волос, как у Аллориевой Юдифи в Палаццо-Питти, — и особенно глаза, темно-серые, с черной каемкой вокруг зениц, великолепные, торжествующие глаза, — даже теперь, когда испуг и горе омрачили их блеск…
«Снимите, по крайней мере, с него сапоги», — хотел
было сказать ему Санин…
— Эмилио! — повторила девушка и приподнялась. Выражение ее лица
было так сильно и ярко, что казалось, вот сейчас либо слезы у нее брызнут, либо вырвется хохот.
— Вы уходите, — начала она, ласково заглядывая ему в лицо, — я вас не удерживаю, но вы должны непременно прийти к нам сегодня вечером, мы вам так обязаны — вы, может
быть, спасли брата — мы хотим благодарить вас — мама хочет. Вы должны сказать нам, кто вы, вы должны порадоваться вместе с нами…
— Но я уезжаю сегодня в Берлин, — заикнулся
было Санин.
Он и прежде подвергался обморокам; но никогда припадок не
был так продолжителен и силен.
Эмиль одет
был, как приличествует выздоравливающему, в просторный шлафрок; мать намотала ему голубую шерстяную косынку вокруг шеи; но вид он имел веселый, почти праздничный; да и все кругом имело праздничный вид.
Санин!» Дамы никак не ожидали, что русская фамилия может
быть так легко произносима.
Санин узнал от нее, что имя ее — Леонора Розелли; что она осталась вдовою после мужа своего, Джиованни Баттиста Розелли, который двадцать пять лет тому назад поселился во Франкфурте в качестве кондитера; что Джиованни Баттиста
был родом из Виченцы, и очень хороший, хотя немного вспыльчивый и заносчивый человек, и к тому республиканец!
Сама г-жа Розелли
была уроженка «старинного и прекрасного города Пармы, где находится такой чудный купол, расписанный бессмертным Корреджио!» Но от давнего пребывания в Германии она почти совсем онемечилась.
Потом она прибавила, грустно покачав головою, что у ней только и осталось, что вот эта дочь да вот этот сын (она указала на них поочередно пальцем); что дочь зовут Джеммой, а сына — Эмилием; что оба они очень хорошие и послушные дети — особенно Эмилио… («Я не послушна?» — ввернула тут дочь; «Ох, ты тоже республиканка!» — ответила мать); что дела, конечно, идут теперь хуже, чем при муже, который по кондитерской части
был великий мастер…
Панталеоне
был также представлен Санину.
Оказалось, что он
был когда-то оперным певцом, для баритонных партий, но уже давно прекратил свои театральные занятия и состоял в семействе Розелли чем-то средним между другом дома и слугою.
Итальянский же язык выговаривал в совершенстве — ибо
был родом из Синигальи, где слышится «lingua toscana in bocca romana!» [»Тосканский язык в римских устах!» (ит.).].
Эмилио видимо нежился и предавался приятным ощущениям человека, который только что избегнул опасности или выздоравливает; да и, кроме того, по всему можно
было заметить, что домашние его баловали.
Санин принужден
был выпить две большие чашки превосходного шоколада и съесть замечательное количество бисквитов: он только что проглотит один, а Джемма уже подносит ему другой — и отказаться нет возможности!
Когда речь коснулась русской музыки, его тотчас попросили
спеть какую-нибудь русскую арию и указали на стоявшее в комнате крошечное фортепиано, с черными клавишами вместо белых и белыми вместо черных.
Он повиновался без дальних околичностей и, аккомпанируя себе двумя пальцами правой и тремя (большим, средним и мизинцем) левой, —
спел тоненьким носовым тенорком сперва «Сарафан», потом «По улице мостовой».
Санин исполнил их желание, но так как слова «Сарафана» и особенно: «По улице мостовой» (sur une ruà pavee une jeune fille allait à l'eau [По замощенной улице молодая девушка шла за водой (фр.).] — он так передал смысл оригинала) — не могли внушить его слушательницам высокое понятие о русской поэзии, то он сперва продекламировал, потом перевел, потом
спел пушкинское: «Я помню чудное мгновенье», положенное на музыку Глинкой, минорные куплеты которого он слегка переврал.
Санин в свою очередь попросил дам что-нибудь
спеть: они также не стали чиниться.
Фрау Леноре села за фортепиано и вместе с Джеммой
спела несколько дуэттино и «сторнелло».
У матери
был когда-то хороший контральт; голос дочери был несколько слаб, но приятен.
Даже старик Панталеоне, который, прислонясь плечом к притолке двери и уткнув подбородок и рот в просторный галстух, слушал важно, с видом знатока, — даже тот любовался лицом прекрасной девушки и дивился ему — а, кажется, должен
был он к нему привыкнуть!
Окончив свои дуэттино с дочерью, фрау Леноре заметила, что у Эмилио голос отличный, настоящее серебро, но что он теперь вступил в тот возраст, когда голос меняется (он действительно говорил каким-то беспрестанно ломавшимся басом), — и что по этой причине ему запрещено
петь; а что вот Панталеоне мог бы, в честь гостя, тряхнуть стариной!
Панталеоне тотчас принял недовольный вид, нахмурился, взъерошил волосы и объявил, что он уже давно все это бросил, хотя действительно мог в молодости постоять за себя, — да и вообще принадлежал к той великой эпохе, когда существовали настоящие, классические певцы — не чета теперешним пискунам! — и настоящая школа пения; что ему, Панталеоне Чиппатола из Варезе, поднесли однажды в Модене лавровый венок и даже по этому случаю выпустили в театре несколько белых голубей; что, между прочим, один русский князь Тарбусский — «il principe Tarbusski», — с которым он
был в самых дружеских отношениях, постоянно за ужином звал его в Россию, обещал ему горы золота, горы!.. но что он не хотел расстаться с Италией, с страною Данта — il paese del Dante!
— Потом, конечно, произошли… несчастные обстоятельства, он сам
был неосторожен…
«Вот
был человек! — воскликнул он.
— Никогда великий Гарсиа — „il gran Garcia“ — не унижался до того, чтобы
петь, как теперешние теноришки — tenoracci — фальцетом: все грудью, грудью, voce di petto sit!
Я имел честь и счастье
петь вместе с ним в опере dell'illustrissimo maestro [Знаменитейшего маэстро (ит.).] Россини — в «Отелло»!
Гарсиа
был Отелло — я был Яго — и когда он произносил эту фразу…»
— «Или вот еще, когда он
пел… когда он пел эту знаменитую арию из „Matrimonio segreto“: Pria che spunti… [»Тайного брака»: Прежде чем взойдет… (ит.).]
Senza posa caccera [Без передышки
будет гнать (ит.).] — послушайте, как это изумительно, com'è stupendo!
Тут он делал…» — Старик начал
было какую-то необыкновенную фиоритуру — и на десятой ноте запнулся, закашлялся и, махнув рукою, отвернулся и пробормотал: «Зачем вы меня мучите?» Джемма тотчас же вскочила со стула и, громко хлопая в ладоши, с криком: «Браво!.. браво!» — подбежала к бедному отставному Яго и обеими руками ласково потрепала его по плечам.
Мальц
был франкфуртский литератор 30-х годов, который в своих коротеньких и легко набросанных комедийках, писанных на местном наречии, выводил, с забавным и бойким, хотя и не глубоким юмором, — местные, франкфуртские типы.
Она оттеняла каждое лицо и отлично выдерживала его характер, пуская в ход свою мимику, унаследованную ею вместе с итальянскою кровью; не щадя ни своего нежного голоса, ни своего прекрасного лица, она — когда нужно
было представить либо выжившую из ума старуху, либо глупого бургомистра, — корчила самые уморительные гримасы, ежила глаза, морщила нос, картавила, пищала…
— Да я должен
был сегодня уехать в Берлин — и уже место взял в дилижансе!
Санин
выпил стакан лимонада, Джемма снова принялась за Мальца — и все опять пошло как по маслу.
Цитаты из русской классики со словом «напевать»
С обнаженной грудью сидел он на лавке и,
напевая осиплым голосом какую-то плясовую, уличную песню, лениво перебирал и щипал струны гитары.
Налетов. Да, пожалуйста. Чиновник выходит; Налетов продолжает ходить по зале в
напевает вполголоса, а по временам и довольно громко, какую-то арию.
Внезапный звук пронесся среди деревьев с неожиданностью тревожной погони; это запел кларнет. Музыкант, выйдя на палубу, сыграл отрывок мелодии, полной печального, протяжного повторения. Звук дрожал, как голос, скрывающий горе; усилился, улыбнулся грустным переливом и оборвался. Далекое эхо смутно
напевало ту же мелодию.
Потом помню, что уже никто не являлся на мой крик и призывы, что мать, прижав меня к груди,
напевая одни и те же слова успокоительной песни, бегала со мной по комнате до тех пор, пока я засыпал.
Я слышал из другой комнаты, как он в понедельник и во вторник
напевал про себя: «Се жених грядет» — и восторгался и напевом и стихом.
Ассоциации к слову «напевать»
Синонимы к слову «напевать»
Предложения со словом «напевать»
- Тогда вы начинаете напевать песенку, которая ему уже полюбилась.
- И вот теперь она вспомнила о них и не заметила, как стала тихонько напевать песню, которую пели дети в той швейцарской деревне.
- Я часто слышала, как они тихонько напевают песни из нашего репертуара, занимаясь своими делами.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «напевать»
Значение слова «напевать»
Дополнительно